Пробужденные фурии

Я вспомнил описание Коя смерти Мари Адо и спросил себя, зачем она в конце спустила крючок: чтобы избежать допроса или же возвращения к семейным узам, которые всю жизнь пыталась обрубить. Спросил себя, хватило бы ее крови ариста, чтобы спастись от гнева Аюры, и на что бы ей пришлось пойти, чтобы выбраться из допросного конструкта в новой оболочке, что пришлось бы отдать, чтобы остаться невредимой. Спросил себя, что, если в последние моменты тускнеющего зрения она увидела кровь ариста из собственных ран и ей хватило уже одной только ненависти.

– Джек несет какой-то бред про героическое самопожертвование.

– А, ясно.

Она перевела взгляд на мое лицо.

– Я здесь не поэтому.

Я промолчал. Она вернулась глазами к потолку.

– Ох блин, поэтому.

Мы слушали рычание и крики. Видаура вздохнула и села. Прижала ладони к глазам и тряхнула головой.

– Никогда не задумывался, – спросила она меня, – мы еще люди или кто?

– В смысле, чрезвычайные посланники? – я пожал плечами. – Стараюсь не увлекаться стандартным крабьим говном про «берегитесь, постлюди идут», если ты об этом. А что?

– Не знаю, – она раздраженно покачала головой. – Да, бред идиотский, я понимаю. Но иногда говорю с Джеком и остальными – и они как будто другой вид. Во что они верят. Их уровень веры и тот херов мизер, который ее оправдывает.

– А. Значит, ты тоже не убеждена.

– Нет, – Видаура раздраженно взмахнула рукой. Развернулась на кровати ко мне. – Как это возможно, правильно?

– Ну, я рад, что не единственный попался в эту сеть. Добро пожаловать в рациональное меньшинство.

– Кой говорит, она прошла проверку. Во всем без исключения.

– Ага. Кою это так нужно, что он поверит, что хренов рипвинг в шарфике – Куэллкрист Фальконер. Я был на Опознании: стоило ей засомневаться в ответе, как они все спускали на тормозах. А тебе никто не говорил о ее генетическом оружии?

Она отвернулась.

– Да, слышала. Довольно суровая штука.

– Довольно целиком и полностью противоречит всему, во что верила Куэллкрист Фальконер, вот что ты хотела сказать.

– Никто не остается чистеньким, Так, – тонкая улыбка. – Ты и сам знаешь. В определенных обстоятельствах…

– Вирджиния, если продолжишь в том же духе, покажешься полноценным верующим представителем старомодной человеческой расы. И не думай, что если увлечешься этой хренью, я стану и дальше с тобой общаться.

Улыбка посветлела, стала чем-то вроде смешка. Она коснулась верхней губы кончиком языка и прищуренно взглянула на меня. По мне пробежало странное электрическое ощущение.

– Ну ладно, – сказала она. – Будем нечеловечески рациональны. Но Джек говорит, что она помнит атаку на Миллспорт. Как садилась в коптер в Алабардосе.

– Да, и это как-то противоречит теории о копии, сохраненной в разгаре битвы у Дравы, не думаешь? Ведь оба этих события произошли гораздо позже Нового Хока.

Видаура развела руками.

– А еще это противоречит идее, что она псевдоличностная начинка какой-то инфомины. По той же логике.

– Ну. Да.

– И что нам остается?

– В смысле – что остается Бразилии и банде с Вчиры? – язвительно спросил я. – Легко. Им остается в панике искать еще какое-нибудь крабье говно, которому почти ничего не противоречит и которое позволит верить дальше. Для полноценных неокуэллистов это довольно унылое положение вещей.

– Нет, в смысле – нам, – ее глаза на последнем слоге пронзили меня. – Что остается нам?

Я замаскировал разряд в животе, потерев глаза, повторяя жест за ней.

– У меня есть одна мысль, – начал я. – Может, и объяснение.

Дверь пиликнула. Вирджиния подняла бровь.

– Ага, и заодно список гостей.

Я бросил еще один взгляд на часы и покачал головой. За окном рычание пантер затихло до утробного урчания и изредка треска, с которым они разламывали хрящ в мясе. Я натянул штаны, взял, подчиняясь порыву, «Рапсодию» с прикроватного столика и пошел открывать.

Дверь сложилась и открыла вид на тихий и темный коридор. Там стояла женщина в оболочке Сильви Осимы, одетая, сложив руки на груди.

– У меня есть предложение, – сказала она.

Глава тридцать девятая

Когда мы высадились на Вчире, было все еще раннее утро. Пилот-гайдук, которого Сиерра Трес выдернула из кровати – причем из своей, – был молодой и наглый, а угнанный скиммер оказался тем же контрабандным бегунком, на котором мы прибыли. Больше не скованный необходимостью казаться обыкновенной и забывающейся частичкой трафика Простора, явно желая впечатлить Трес так же, как он впечатлял сам себя, пилот довел скорость судна до упора, и мы домчали до швартовки под названием Причалы Солнечного Веселья меньше чем за два часа. Трес сидела с ним в кабине и подбадривала, а Видаура и женщина, которая называла себя Куэлл, оставались вместе внизу. Я большую часть поездки сидел в одиночестве на передней палубе, сдувая похмелье прохладным потоком встречного воздуха.