– Нет, но, видимо, копия из военного хранилища Протектората. Он молодой, намного моложе тебя. Сейчас, в смысле.
– Ты с ним встречался?
– Да, меня притащили на допрос в прошлом месяце, когда он только прибыл из Миллспорта. По тому, как говорят люди, о них многое можно понять. Он до сих пор называет себя посланником.
Я снова скривился.
– И очень энергичный, кажется, будто ему не терпится поработать, сделать сразу все. Он уверен в себе, ничего не боится, для него проблем не существует. Над всем смеется…
– Ну да, я понял, молодой. Дошло. Обо мне он что-то говорил?
– Не особо, в основном задавал вопросы и слушал. Только… – Плекс снова затянулся. – У меня осталось впечатление, что он, не знаю, разочарован, что ли. Тем, чем ты теперь занимаешься.
Я почувствовал, как мои глаза сузились.
– Он так и сказал?
– Нет-нет, – Плекс отмахнулся трубкой, выпустил струйки дыма из носа и рта. – Просто такое впечатление, и все.
Я кивнул.
– Ладно, последний вопрос. Ты сказал, что ее забрали в Миллспорт. Куда?
Новая пауза. Я смерил его любопытным взглядом.
– Да ладно, что тебе осталось терять? Куда ее повезли?
– Брось это, Так. Все снова как в том рыбацком баре. Ты лезешь туда, куда…
– Я уже влез, Плекс. Танаседа об этом позаботился.
– Нет, слушай. С Танаседой можно договориться. У тебя же есть стек Юкио. Предложи его безопасно вернуть. Он пойдет на это, я его
– А ты думаешь, Аюра все так и оставит?
– Конечно, почему нет, – Плекс повел трубкой. – Она же получила, что искала. Если ты не будешь соваться…
– Плекс, задумайся. У меня есть двойник. Это проблемы с ООН, огромные санкции для всех вовлеченных. Не говоря уже о праве держать сохраненную копию действующего чрезвычайного посланника. Если Протекторат об этом узнает, шпионке Аюре грозит серьезный срок на хранении, несмотря на все связи с Первыми Семьями. Когда ее выпустят, солнце уже станет гребаным красным карликом.
Плекс фыркнул.
– Ты так думаешь? Правда считаешь, что ООН полезет сюда и будет рисковать, портить отношения с местной олигархией из-за одного случая двойной загрузки?
– Если это выплывет наружу, то да. Им придется. От них не ждут ничего иного. Поверь мне, Плекс, уж я-то знаю, я этим зарабатывал на жизнь. Весь Протекторат держится на уверенности, что никто не смеет нарушить правила. Как только кто-то нарушает, и ему это сходит с рук, то не важно, насколько этот проступок незначительный – это первая трещина в дамбе. И если об этом заговорят все, Протекторат потребует стек памяти Аюры на блюдечке. А если Первые Семьи не подчинятся, ООН отправит посланников, потому что отказ местной олигархии подчиниться воспримут в единственном ключе – мятеж. А мятежников наказывают всегда, где бы они ни были и чего бы это ни стоило.
Я следил за ним, следил, как он постепенно осознает то, что осознавал я, когда впервые услышал новости в Драве. Мысль о том, что было сделано, на что пошли Первые Семьи и в какой неизбежный поток действий мы попали. Факт, что из ситуации нет выхода, если кто-то по имени Такеси Ковач не умрет навсегда.
– Эта Аюра, – сказал я тихо, – сама загнала себя в угол. Хотелось бы знать почему. Хотелось бы знать, что может быть настолько важным, что стоит этого. Но в конце концов погоды это не делает. Одному из нас придется умереть, мне или ему, и для нее проще всего отправить его за мной, пока кто-то из нас не убьет другого.
Он снова посмотрел на меня с распахнутыми от смеси курева и грибов зрачками, забыв о трубке и тонком дыме, поднимающемся из его ладони. Как будто это было слишком масштабно, чтобы понять. Как будто я галлюцинация такэ, которая отказывалась превращаться во что-то приятное или просто сгинуть.
Я покачал головой. Попытался выкинуть из нее Сачков Сильви.
– В общем, как я уже сказал, Плекс, мне нужно это знать.
Он покачал головой.
– Бесполезно, Так. В смысле, ну скажу я тебе. Ты очень хочешь знать, ладно, я скажу. Но это не поможет. Ты уже ничего не можешь. Ты никак не…
– Давай ты для начала просто скажешь, Плекс. Сними груз с души. А о логистике буду беспокоиться я.
И он сказал. И я занялся логистикой, и беспокоился из-за нее.
Всю дорогу на улицу я беспокоился, словно волк с лапой в капкане. Всю дорогу. Мимо угашенных танцоров в свете стробоскопа, записей галлюцинаций и химических улыбок. Мимо пульсирующих прозрачных панелей, где женщина, раздетая до талии, встретила мой взгляд и прижалась к стеклу, чтобы я оценил вид. Мимо дешевой охраны и детекторов, последних щупалец тепла и ритмов рифдайва и до холода ночи складского района, где уже пошел снег.
Часть третья
Это было давно