Пробужденные фурии

Я не потратил юность так бездарно, как Джапаридзе, но конечный результат отличался не сильно. Я выскочил из капканов дурацких преступлений и тюремного хранения в раннем возрасте, но был от них на волосок. К двадцати годам я променял банды Ньюпеста на службу тактическим морпехом Харлана – если хочешь попасть в банду, то выбирай самую большую на районе, а с тактиками никто не шутил. Какое-то время это казалось умным ходом.

Семь лет службы спустя ко мне пришли рекрутеры Корпуса. Обыкновенный отбор поместил меня на вершину шорт-листа, и мне предложили добровольно поступить на программу обучения чрезвычайных посланников. От таких приглашений не отказываются. Через пару месяцев я стал внепланетником, начали появляться пробелы. Меня не было дома – то перемещался пробоем к боевым действиям на Освоенных планетах, то прохлаждался на военном хранении и в виртуальной среде. Время ускорялось, замедлялось, теряло смысл из-за межзвездных расстояний. Я перестал следить за прошлой жизнью. Увольнения домой были редкими и с каждым разом вызывали чувство, что я там не на месте, из-за чего я брал их не так часто, как мог бы. Для чрезвычайного посланника весь Протекторат был игровой площадкой – раз я здесь, можно хотя бы мир посмотреть, рассудил я в то время.

И вдруг Инненин.

Когда уходишь из Корпуса, остается очень ограниченный выбор профессий. Никто не доверит тебе кредит, закон ООН открыто запрещает занимать государственные или корпоративные посты. Остается – не считая откровенной нищеты – или наемничество, или преступность. Преступность безопасней и проще. Вместе с парой коллег, которые также ушли из Корпуса после Инненина, я оказался на Харлане, затыкал за пояс местных правоохранителей и мелких преступников, с которыми они играли в догонялки. Мы заслужили репутацию, заняли вершину, сражали любого врага, как ангельский огонь.

Попытка семейного воссоединения началась паршиво, продолжилась еще хуже. Закончилась криками и слезами.

В этом виноваты либо все, либо никто. Мать и сестры уже стали незнакомками, память о наших узах расплылась на фоне четких и ярких функций памяти посланника. Я потерял их из виду, не знал, чем они живут. Особой новостью стал брак моей матери с кадровым чиновником Протектората. Я встречался с ним один раз и тут же захотел убить. Чувство наверняка было взаимным. В глазах семьи я где-то переступил черту. Хуже того, они были правы – мы только расходились, где именно была эта черта. Для них она была неотделима от границы между моей военной службой для Протектората и шагом в несанкционированную преступность ради личной выгоды. Для меня она оказалась менее определенной и возникла незамеченной во время службы в Корпусе.

Но попробуй объясни это тому, кто там не служил.

Я пробовал недолго. Мгновенная и очевидная боль, которую я этим причинил матери, заставила меня остановиться. Ей это дерьмо было ни к чему.

От солнца на горизонте остались расплавленные крохи. Я взглянул на юго-восток, где сгущалась тьма, приблизительно в сторону Ньюпеста.

Навещать я никого не собирался.

Кожаное хлопанье крыльев за плечом. Я поднял взгляд и заметил рипвинга, парящего над грузовой капсулой, – то черное, то отливающее зеленым пятно в последних лучах солнца. Он сделал надо мной пару кругов, затем дерзко приземлился на мостике метрах в пяти от меня. Я повернулся в его сторону. У Кошута они почти не сбивались в стаи и размером были больше, чем те, которых я видел в Драве, и этот зверь был длиной в добрый метр от перепончатых когтей до клюва. Достаточно здоровый, чтобы я порадовался, что вооружен. Он с шорохом сложил крылья, поднял одно плечо в моем направлении и, не моргая, смерил меня взглядом. Он как будто чего-то ждал.

– Чего вылупился?

Долгий миг рипвинг молчал. Затем выгнул шею, расправил крылья и пару раз проскрипел мне. Когда я не сдвинулся с места, он успокоился и удивленно наклонил голову.

– Я к ним не пойду, – сказал я ему наконец. – Так что даже не уговаривай. Прошло слишком много времени.

И все же в темнеющих сумерках вокруг я почувствовал тот же зуд, что и в капсуле. Словно тепло из прошлого.

Словно я не один.

Мы с рипвингом сидели, нахохлившись, в шести метрах, наблюдая друг за другом, пока опускалась темнота.

Глава двадцать первая

Мы вошли в гавань Ньюпеста около середины следующего дня и подползли к швартовочному месту с мучительной осторожностью. Весь порт забили ховерлодеры и суда, сбежавшие от штормовых метеоусловий в восточном краю залива, и портовое ПО раскидывало их по причалам согласно какой-то интуитивно не понятной математической схеме, для которой у «Дочери гайдука» не было интерфейса. Джапаридзе перешел на ручное управление, проклиная машины в целом и ИскИн администрации порта в частности, пока мы пробирались через как будто случайные кучки кораблей.

– Накати то, накати это, блин. Если б я хотел столько техники в башку, пошел бы в деКом.

Как и у меня, у него было легкое, но заметное похмелье.