Прочь из города

— Алёша! Перестань пугать детей! Мне и самой после твоих рассказов не по себе… Пашенька, мальчик мой, не плачь! Собачка не придёт к нам: папа её убил. Она умерла, её больше нет. Не плачь! Саша, и ты не бойся! Никто к нам не придёт.

Ропотов неловко оправдывался:

— Да я и не думал никого пугать… Я думал, они спят и ничего не слышат.

— А другие собачки? А-а-а-а, — никак не унимался Паша.

— А другие собачки все испугались нашего папы и убежали в лес, в другой город, куда-то ещё и потерялись там… Ну всё, всё, не надо плакать, — Лена полезла руками под тряпичную кучу и извлекла оттуда бедного Павлика. Своими крохотными ручками он растирал по щекам слёзы. Лена прижала его к груди, и его сиплые от простуды всхлипы, останавливаемые только во время снова появившегося кашля, постепенно стали тонуть в складках её одежды.

Саша, первым справившийся со своим страхом и едва удержавшийся от слёз, полез обратно в кучу. По пути он бросил Лене:

— Мама, ну, когда мы уже уедем туда, где тепло и много всякой еды и водички?

— Завтра, Сашенька, завтра, мой хороший. Вот только папа починит нашу машину, заправит её бензином, а мы погрузим в неё все наши вещи, вот тогда и поедем.

Вдруг в этот момент в дверь постучали.

Громкий стук, донёсшийся из коридора, в одно мгновенье разрушил только что установившийся покой в доме Ропотовых. Дети в два горла снова залились плачем. У Паши началась истерика. Лена, как могла, пыталась их успокоить, но куда там!

Не на шутку обеспокоенный Ропотов встал и, как был, с засученным левым рукавом, вышел в коридор. По дороге он случайно уронил взгляд на бейсбольную биту. На всякий случай поднял её и крепко сжал своей здоровой правой рукой. Хотя света нигде не было, и вечерние сумерки уже окутали и коридор в их квартире, и лестницу в подъезде, он по привычке посмотрел в глазок.

Удивительно, но непонятно откуда вдруг взявшаяся короткая вспышка света промелькнула перед ним, и в глазу всё вдруг опять потемнело. Решительно ничего не увидев, он прислонил к двери ухо.

«Что это, интересно, было?» — промелькнуло у него в голове.

Там, за дверью, было тихо. Один лишь ветер тревожно стонал, пытаясь втиснуть хоть часть себя в щели дверного проёма. Ропотов не двигался, продолжая вслушиваться в тишину, нарушаемую лишь детским плачем и настойчивыми уговорами его жены из комнаты.

Через несколько секунд за дверью послышался шорох, потом шум переставляемых с места на место ног, какое-то бряканье, а затем и вовсе — чужое хриплое дыхание и шуршание совсем рядом — возле самого его уха.

Ропотов сразу догадался, что кто-то так же, как и он сам, приложился сейчас ухом к их двери и пытается понять, что происходит в квартире. Он даже почувствовал резкий чужой запах, запах алкоголя и табака. От этого он как-то даже поёжился.

Вдруг за дверью раздался чей-то неприятный мужской голос:

— Ну, что там, Гасэн? Есть кто?

— Дети плачут, и баба их успокаивает. Больше, вроде, никого.

— Она стука не услышала, что ли? Давай ещё попробуй, посильнее.

— Кто там? — серьёзным голосом громко спросил Ропотов, немного отпрянув от двери и тут же снова прильнув к ней ухом.

Стучать в дверь в этот раз не стали. За дверью опять всё смолкло.

Ропотов стал жадно ловить каждый шорох. К шуму ветра теперь прибавился участившийся стук его собственного сердца.

— Мужик, сука, там. Уходим. Давай в соседний, там ещё пошмонаем, — на той стороне перешли на шёпот.

— Что вам надо? — тем же громким уверенным голосом напомнил о себе Ропотов, крепче сжимая рукоятку биты.

И снова жадно прижался к двери.

Послышались быстрые удаляющиеся, а потом и вовсе сбегающие вниз по лестнице шаги, приглушённые мужские голоса, дополнявшиеся всё время каким-то перезвоном.

Ропотов ещё раз посмотрел в глазок. Слабые, быстро уменьшающиеся тени в стремительно тускнущем отблеске фонарика в пространстве лестничной клетки — и больше ничего. А потом уже снова кромешная темнота в глазке, и всё стихающие, стихающие до полного умолкания шаги где-то внизу. Еле слышимый глухой стук закрывшейся подъездной двери довершил палитру звуков. И тишина.

Оставив в покое входную дверь, он быстро проследовал мимо Лены к окну в комнате. Стал энергично скоблить линейкой свежий иней и протирать рукавом свитера новую полынью на поверхности стекла. Всё его внимание сейчас было устремлено только вниз.

— Кто там был, Алёша? — спросила обеспокоенная Лена. Она сидела с ногами на диване, подогнув их под себя и обеими руками обнимая прижавшихся к ней с обеих сторон детей. Они уже не плакали в голос, но стыдливо прятали свои мокрые глаза на материнской груди.

— Да так, ошиблись… — не поворачиваясь в её сторону, коротко ответил Алексей, — ушли уже, не беспокойся. В его голосе отчётливо слышалось волнение.

Догадавшись, что всё обстоит совсем иначе, нежели ей только что сказал муж, Лена сделала вид, что приняла его ответ.

— Хорошо, потом скажешь.

Она начала покачиваться на месте, увлекая в своем ритме детей, и тихим, ласковым голосом, как может делать это только мать, запела: