«Мне нужно следить за движением в пяти крупных и во многих мелких европейских странах, а также в Соединенных Штатах Америки. Для этой цели я получаю три немецких, две английских, одну итальянскую и с 1 января также одну венскую, а всего семь
Энгельсу уже 74 года. У него плохое зрение. Ему нужно время, чтобы приготовиться к этой большой работе. А кроме того, у него «все возрастающая масса корреспондентов – больше, чем во времена Интернационала!» Предстоит публикация писем Маркса юношеских лет. Нужно переработать для нового издания собственную книгу – «Крестьянская война в Германии». Энгельс хочет также написать «основные главы политической биографии Маркса: 1842 – 1852 и Интернационал», за этим ждут еще издания «ранние небольшие произведения Мавра и мои собственные».
И кроме всего IV том «Капитала»…
Что же сказать дочери Маркса? Что его подвели Каутский и Бернштейн?
Да, Энгельс жалуется на это Лауре Маркс:
«Эта рукопись в
Молодые очень заняты, переутомлены, больны неврастенией. Ах, если бы он, 74-летний Энгельс, был бы моложе! «…Если бы я мог разделить самого себя на Ф. Энгельса 40 лет и Ф. Энгельса 34 лет, что вместе составило бы как раз 74 года, то все быстро пришло бы в порядок. Но при существующих обстоятельствах все, что я могу, это продолжать свою теперешнюю работу и работать возможно больше и возможно лучше».
Энгельс так и делает. В апреле 1895 года, за четыре месяца до смерти, он пишет швейцарскому экономисту Стефану Бауэру: «…если мне суждено будет выпустить также и IV книгу „
Он еще надеется. Но сделать это ему не суждено.
…Десять лет как нет Энгельса. И только теперь Каутский решает заняться расшифровкой рукописи. Теперь он уже не склонен считать себя только учеником Маркса и Энгельса. Он чувствует себя на равной ноге с ними. Это успел заметить еще Энгельс. В последнем письме к Каутскому от 21 мая 1895 года Энгельс выражает недоумение тем, что тот вместе с Бернштейном предпринял издание «Истории социализма» втайне от своего учителя. Энгельс писал с горечью, что поведение Каутского и «милейшего Эде» его задело и ему даже показалось, что у них «совесть не чиста».
В деле об издании IV тома «Капитала» Каутский тоже пренебрегает мнением Энгельса. Он не считает, что рукопись «Теорий прибавочной стоимости» может стать завершающим томом «Капитала», хотя именно так определял свою рукопись сам Маркс. Об определении Маркса Каутский умолчал, а на прямой спор с Энгельсом решился. В 1904 году Каутский пишет Плеханову: «Я считаю нужным, в противоположность Энгельсу, выпустить этот том не как 4-й том „Капитала“, что вызовет неверные ожидания, а как „Теории прибавочной стоимости“».
Объясняя, почему он так делает, Каутский в предисловии к первому тому «Теорий прибавочной стоимости» писал, что Маркс создавал этот труд, записывая мысли «в том порядке, в каком они приходили в голову», и потому, мол, материал «принимает для всех, кроме самого автора, характер хаоса».
И Каутский не стеснялся расправиться с этим «хаосом». Где хочет, сокращает очень важные места, например то, где Маркс впервые сформулировал закон средней прибыли и цены производства, или место, где обосновывается, почему при определенных условиях происходит абсолютное обнищание рабочего класса и т.п. Сокращает, не стесняясь, около шести печатных листов. Где хочет, от себя пишет вставки, не оговаривая, что это его, Каутского, текст.
В книге Виталия Выгодского, молодого советского марксоведа, ученика Владимира Брушлинского, которая называется «Место „Теорий прибавочной стоимости“ в экономическом наследии Карла Маркса», дается пространный перечень сокращений, искажений и ошибок, допущенных Каутским при прочтении текста Маркса.