Прочитать и уничтожить (СИ)

- Тебе было так… больно? – грустно спросил он, заставив девушку в своих руках вздрогнуть как от удара. Если в ту роковую ночь она отчаянно желала наказать его хотя бы за трусость и безволие, то теперь не желала никоим образом загонять еще одну острую спицу в его и без того израненную душу. Зная подробности его предыстории, всего того кошмара, что Бену пришлось пережить и чем пожертвовать и заплатить, она больше не считала его виноватым. Сноук вернул ему жизнь и, вероятно, легко мог отнять. Он не мог перечить воле чокнутого больного старика, возомнившего себя пастырем и вершителем человеческих судеб. Сраный кукловод. Ему ведь, вероятно, с особенным, садистским удовольствием, нравилось наблюдать как человек, ненавидевший Галаад, вынужден подчиниться его правилам и стать тем, кого он так презирал?

- Нет, - покачала головой Рей и с трудом заставила себя поднять взгляд, - больно не было… и… - теперь она бесконечно злилась на себя, что в попытке защититься своей ложью, направила разговор в это русло, - я на самом деле хотела тебя. Но не так. Хотела и хочу сейчас, - добавила она, сочтя это чрезвычайно важным.

Чтобы проиллюстрировать свои слова, она отступила на пару шагов, аккуратно высвободившись из рук мужчины. Сначала она стянула тугую резинку с косы и расплела ее, позволив волосам рассыпаться по плечам, а после стащила с себя пижамную кофту и бросила на пол; как могла грациозно выпуталась из штанин и некрасивых хлопковых трусов. Она подняла взгляд, чтобы оценить результат проделанного представления и осталась довольна. Командор смотрел на нее с восторгом и вожделением.

Словно включаясь в предложенную девушкой игру, Бен одним резким движением стряхнул со стола за своей спиной все находившиеся на нем предметы, не пожалев даже красивую настольную лампу от Тиффани и виолончельный смычок, а затем постелил на темное дерево свои пиджак и рубашку. Рей коснулась пальчиками его обнаженной груди, в очередной раз поражаясь потустороннему холоду кожи. Нет, он не был подобен вампиру или зомби из тех устаревших и умерших с прежней эпохой историй об оживших мертвецах. Под ледяной плотью билось вполне себе живое сердце и тонкие жилки на сильной шее пульсировали от циркуляции крови. Но… что-то в нем было мертвым. Неправильным. Неестественным. Словно каждое прикосновение к этому телу было равным прикосновением к смерти, ее вкусу, цвету и формальдегидному запаху сырой земли и давно увядших роз. На мгновение Рей показалось, что и она рядом становится такой же холодной, отдавая свое тепло, жертвуя своей жизненной энергией. Потому что живым не положено быть рядом с мертвыми. Потому что небытие засасывает как черная дыра. Пустота алчет сомкнуться и всхлопнуться в самой себе. Но рядом с ним она готова была нырнуть в эту Великое Ничто, потому что в данную минуту только это имело хоть какой-то смысл.

Пока обрывки этих мыслей прыгали у Рей в голове, словно выбравшиеся из своего омута черти, впрочем, ничуть не отравляя ей момент, мужчина подсадил служанку на стол и аккуратно уложил на нем, покрывая ее обнаженное тело короткими, легкими поцелуями.

Он опускался своими ласками все ниже по ее телу, неосознанно повторяя сценарии тех влажных, томных снов, что некогда посещали девушку в ее одинокой спальне под крышей. Она могла бы испугаться и остановить его, но сегодня решила быть готовой на все, запоздало вспомнив россказни других воспитанниц приюта Маз о том, что при добровольном соитии, которым, конечно, же совершенно не являлись церемонии, женщину полагалось как следует подготовить к… Ох. К тому самому. Вроде как некоторые, накрывшись одеялом с головой, даже занимались подобными вещами самостоятельно. Рей же была слишком большой скромницей, чтобы решиться притронуться к себе в этих запретных, греховных местах, и смелости ее хватало лишь на то, чтобы добиться разрядки, зажимая между ног одеяло. Ни с каким одеялом, конечно же, это в сравнение не шло, когда уже в реальности, а не во сне, слишком горячий для мертвеца рот командора накрыл мягкий узелок нервов над входом ее лоно. Прикосновения были легкими, почти мимолетными, что лишь усиливало жажду, разгоравшуюся в теле бедной служанки. Это не было больно или неприятно. Но этого было мало. И, как будто, прочитав ее мысли, мужчина опустился ниже, щекоча ставшие слишком чувствительными бедра растрепанными волосами, и плотно припав губами ко входу толкнулся внутрь языком. Рей не смогла сдержать взволнованного выдоха.

Они ведь могли пойти в спальню, что было бы намного удобнее данных предложенных обстоятельств – и ей бы в лопатки, даже через подложенную одежду, не впивалась бы жесткая поверхность стола, и ему не приходилось бы сгибаться в три погибели, чтобы устроиться между ее ног поудобнее, но с этой комнатой было связанно не самое приятное воспоминание для обоих. Кабинет, хоть и был местом их первого личного разговора, но вовсе не нес в себе какого-либо сентиментального смысла. Но Рей отчего-то чувствовала, что времени у них не так много для того, чтобы тратить его на выбор более подходящих декораций.