Читаем Прочтение Набокова. Изыскания и материалы полностью

<…> пылают угли. Вечер. Скука.<…>В камине ласковый, ручной,Огонь стоит на задних лапахи от тепла шершавый запахувядшей мебели слышнейв старинной комнатке моей.Горячей кочергою ямкив шипящей выжигать стене,играть с самим собою в дамки,читать, писать, – что делать мне?

Обнаружить эту двойную аллюзию, соединяющую Пушкина с Китсом, помог «Комментарий» Набокова к ЕО, в котором писатель к строфе XLIII Гл. 4 для сравнения приводит именно «Fancy» Китса[47].

Важная для Набокова тема сопоставления Англии и России – родины и чужбины – развивается в УП в строфах с 36-й по 43-ю, в которых обыгрываются строфы XLVII–L Гл. 1 ЕО с их темой родины, свободы и с круговым движением от России к Италии, Африке и снова России («Ночное небо над Невою» – «Адриатические волны, / О Брента!» – «И средь полуденных зыбей / Под небом Африки моей / Вздыхать о сумрачной России»). Опорой Набокову служит мотив прогулки на лодке по реке. У Пушкина следует переход от Невы и Петербурга к Бренте и Венеции, Набоков же движется в обратном направлении: речка Кем вначале «вьется / с венецианскою ленцой» (38), затем превращается в русскую реку (43); условной «младой венецианке» Пушкина в «таинственной гондоле» у Набокова вновь зеркально соответствует некая определенная русская возлюбленная, с которой герой когда-то летом также плыл в лодке. В центре этого ряда аллюзий находится 42-я строфа, в которой Набоков перефразировал сразу две строфы ЕО (параллели отмечены курсивом).

а) Гл. 1, строфа ХLVIII:

Лишь лодка, веслами махая,Плыла по дремлющей реке:И нас пленяли вдалекеРожок и песня удалая…

б) Гл. 3, строфа XXXII:

<…> Там долинаСквозь пар яснеет. Там потокЗасеребрился; там рожокПастуший будит селянина.

УП (42):

<…> Вдалеке невнятнопропел на пастбище рожок.<…>В тумане звук неизъяснимыйвсе ближе, и, плеснув слегка,тень лодки проходила мимо <…>[48]

Как можно видеть, некоторые пушкинские детали в УП заимствуются практически без изменений, однако они включаются Набоковым в контекст с иным, порой противоположным значением, что в приведенном фрагменте оправдывается личными биографическими мотивами: изгнанничеством и постулируемой, а не желаемой, свободой героя УП – alter ego автора-эмигранта. Отметим еще несколько переиначенных заимствований из пушкинского романа, которые, очевидно, были рассчитаны на мгновенное узнавание:

а) Гл. 1, строфа XV:

Бывало, он еще в постеле <…>

УП (8):

Я по утрам, вскочив с постели <…>

б) Гл. 1, строфа XXX:

Но если б не страдали нравы,Я балы б до сих пор любил.Люблю я бешеную младость,И тесноту, и блеск, и радость,И дам обдуманный наряд <…>

УП (строфа 59-я, отступление в описании бала, как и в ЕО):

Мне мил фокстрот, простой и нежный…Иной мыслитель неизбежноСимптомы века в нем найдет, —Разврат под музыку бедлама <…>

в) Гл. 1, строфа XXXIV:

Опять ее прикосновеньеЗажгло в увядшем сердце кровь <…>

УП (58):

Прикосновеньем не волнуем,Я к ней прильнул, и вот танцуем <…>

г) Гл. 4, строфа XLVI:

Аи любовнице подобенБлестящей, ветреной, живой,И своенравной, и пустой…Но ты, Бордо, подобен другу <…>

УП (51, обед с «приятелем» Джонсоном):

Когда же, мигом разыгравБутылку дружеского Грав,За обольстительное АстиМы деловито принялись, —О пустоте сердечной страстиПустые толки начались(курсив Набокова, подражающий пушкинскому тексту).

В 48-й строфе УП, где аллюзию на сон Татьяны выдает интонация с анафорой, герой спасается бегством от университетского штрафа и выговора.

ЕО, Гл. 5, строфа XIV:

Татьяна в лес; медведь за нею;Снег рыхлый по колено ей;То длинный сук ее за шеюЗацепит вдруг, то из ушейЗлатые серьги вырвет силой;То в хрупком снеге с ножки милой <…>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное