Продается шкаф с любовником

О покойной Хренов вспоминал охотно и очень легко. Пожалуй, слишком легко. Далила даже спросила:

— Вам хочется о ней говорить?

И вот тогда-то настоящий пошел разговор. Он, глядя ей прямо в глаза, признался:

— Да. Мне хочется о ней говорить. С вами особенно.

— Потому что я психолог? — догадалась она.

— Потому что вы все понимаете.

— Вы с ней не просто дружили?

Хренов кивнул:

— Вы проницательны. Да, я Машей был увлечен, а когда ее вдруг не стало, понял — это любовь. Эта любовь до сих пор жива, потому и не женюсь.

Далила нехотя возразила — ей уже не нужно было его ловить.

— Ваше долгоживущее чувство скорей походит на угрызения совести, — мягко сказала она.

И после неловкой паузы, тихо добавила:

— Простите. Я не хотела…

Хренов поспешил ее остановить:

— Не извиняйтесь, вы снова правы. Я же сказал, что вы все понимаете. С вами можно просто молчать.

— Но вы, пожалуйста, говорите, — попросила Далила.

— Конечно, я ценю ваше время. Да, вы точно подметили, я простить себе не могу гибели Маши. В тот страшный день…

Он замолчал.

— Вы там были? — прошептала Далила.

— Да.

Она подсказала:

— Решили раньше всех Машу поздравить.

Хренов отрицательно покачал головой:

— Нет. Зачем? Вечером намечался банкет, там бы ее и поздравил.

— Зачем же пошли?

— Она мне позвонила и попросила прийти. Я в ближайшем цветочном купил букет и помчался.

— Помчались? — удивилась Далила. — Почему вы спешили?

— Не знаю. Может, мне не понравился Машин голос. Она нервничала, так мне показалось.

— И вас торопила?

— Да, просила скорей приехать. Я на нее потом рассердился. Топтался с букетом под дверью, а Маша мне не открыла. Я расстроился и ушел. Уже после обеда узнал, что Маша убита. Это был шок.

— А за что вы себя вините?

Хренов исподлобья взглянул на Далилу и, сделав усилие, спокойно признался:

— Когда я цветы покупал, видел Андрея, старшего брата Маши.

После паузы он воскликнул:

— Ну почему я ему не сказал, что она мне звонила? Проклинаю себя!

Далила слушала молча.

Он отвернулся и вдруг тихо спросил:

— Могу я на вас положиться?

Она заверила:

— Конечно. Я психоаналитик, это почти как священник. Грехов я не отпускаю, но тайны храню. Если, конечно, в них нет ничего криминального.

Хренов потряс головой:

— Криминального нет. Я не стал бы доставлять вам неприятности.

— Тогда я внимательно слушаю.

Он снова взглянул ей в глаза:

— Понимаете, надоело мне малодушничать. Я хочу вам доверить тайну, которую носить в себе уже не могу. Я только что вам солгал. Я не ушел. Я долго звонил, а потом толкнул дверь. Дверь оказалась открытой. Я вошел и увидел Машу.

Хренов опять замолчал. Чтобы ему помочь, Далила осторожно спросила:

— Маша была убита?

— Да. Она в прихожей лежала. В луже крови.

— Вы испугались и сразу ушли?

— Нет. Я растерялся и долго стоял. Ноги словно вросли в пол. А может, я был там недолго, но мне показалось — вечность.

— Что вы увидели?

— В открытую дверь было видно гостиную, накрытый празднично стол, посуда, бокалы, мой любимый пирог. Это было ужасно. Она словно меня ждала.

Хотя нет, об этом я позже подумал, а в тот жуткий момент струсил и не думал о Маше. Я думал лишь о себе.

Да, еще вспомнил, в прихожей были рассыпаны белые лепестки. Их было много, рассыпаны, словно снег.

В первый миг я хотел позвонить в милицию, но испугался, что меня обвинят в убийстве, и убежал. Собрал с пола лепестки и убежал.

— Зачем собрали? — удивилась Далила.

— В прострации был, действовал неосознанно.

Видимо, хотел узнать, кто был у Маши. Я сам не очень-то в цветах разбираюсь, цветочнице лепестки показал, она сказала, что это хризантемы, даже вид назвала.

— Вам это о чем-то сказало?

Хренов задумчиво покачал головой:

— Не-ет.

Далила поняла, что он раздумывает, стоит ли говорить, и попросила:

— Пожалуйста, не скрывайте от меня ничего.

Он грустно кивнул:

— Хризантемы любит Наташа Верховская, теперь Замотаева: Машенька эти цветы не любила. Она подтрунивала над сестрой: «Хризантемы — цветы для покойников: искусственные на вид и без, запаха».

Хренов потряс головой и воскликнул:

— Ужас! Представляете, а я убежал! Мне очень стыдно. Даже Андрей об этом не знает.

Он жалобно взглянул на Далилу и с надеждой, что ему возразят, как ребенок спросил:

— Я, наверное, трус?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Вряд ли. В нашей стране так поступил бы любой. Во всяком случае, многие. Маше было уже все равно, а вы спасались от неприятностей.

— Да-да, я спасался. Меня и без того затаскали, допросы-расспросы. А скажи я, что был там…

Хренова передернуло. Далила поспешила заверить:

— Вы правильно поступили.

Он согласился:

— Да, с житейской точки зрения я правильно поступил. Менты разбираться не любят, кого схватят, того и сажают. Разум-то понимает: я не мог спасти Машу, а душа все равно болит.

Далила его пожалела: сменила тему и вскоре ушла.

А вернувшись домой, неудачу остро переживала: ходила по комнате, охала, вспоминая ход своих мыслей, удивлялась себе — с чего вдруг взяла, что способна раскрыть это старое запутанное преступление?

Племянник Далилу добил. Он позвонил тетушке и после обычного: «Бонд! Джеймс Бонд!» — спокойно ей сообщил:

— Наташа Замотаева сестричку пришила.