Продайте мне хоть что-нибудь!

Главное, из-за чего спать стала плохо – нервы начали сдавать.

Возраст уже, что поделаешь. Ненавидеть стала покупательниц этих. А надо улыбаться. А их видеть не можешь. С жиру бесящиеся тетки. По две-три шубы иногда берут. Особенно по весне, когда скидки сезонные. А сейчас как раз апрель.

Вот она – жадность. Ну куда тебе три шубы? И не первые. Явно не первые и даже не вторые. Висит уже в шкафу неизвестно сколько.

А еще. Вчера пришла девчонка, именно девчонка, лет восемнадцати, не больше. А с ней мужик лет под шестьдесят. Не отец явно. Выбирай, говорит. Ну она, не будь дурой, и выбрала за миллион семьсот. Баргузинский соболь. Полушубок. Так мужик даже ценой не поинтересовался. За пятнадцать минут купили и ушли.

Маргарите Николаевне этот соболь даром был не нужен. То есть даром она бы его взяла, конечно, но видя, кто его покупает, этот соболь, – ходить бы в нем не стала. Но не в соболе дело.

А вот эта легкость, с которой почти с двумя миллионами попрощались не задумываясь, очень выбила Маргариту Николаевну из колеи. Хотя видела уже, казалось – чего только не видела за эти восемнадцать лет в меховом.

И сейчас опять идти и улыбаться. И норки эти продавать, когда уже семь лет одно пальто на синтепоне носишь не снимая, ждешь каждый год, когда зима эта проклятая кончится, а она все не кончается.

А одна шуба не давала покоя Маргарите Николаевне с тех пор, как в магазине появилась. А появилась она еще осенью. Но дорогая. Такая дорогая, что никто не покупал.

Уж, казалось, сколько шуб она видела за эти годы. Какие хочешь. А эту привезли, сорок восьмого размера, и на нее, Маргариту Николаевну как будто сшитую, – и с этого момента только на нее и смотрела. Мерила, если могла, когда никто не видел.

Она действительно шла ей очень. Мех самый дорогой – американская черная норка. Короткошерстная.

Эта норка – американская – всегда нравилась Маргарите Николаевне. Да и кому она может не понравиться? И покупают ее те, кто не станет размениваться. Покупают женщины успешные и со вкусом. Иногда, правда, такого фасона мудреного привезут, что глазам не веришь. Зачем же такой прекрасный мех портить рюшами какими-то безвкусными? Но и на рюши покупательницы всегда у нас найдутся. В банках обычно работают, кто любит сложного фасона.

И норка эта тоже разного качества, хоть и называется вся короткошерстная. Оттенок много значит. Хорошо, если с коричневым отливом идет. Бывает с тонировкой, бывают вообще с дефектом «невышедшая ость».

Зайдет иногда бабенка какая-нибудь в шубе, как бы короткошерстной, и говорит: «Нужна такая же, но длинная». А у нее самой совсем не то, что она думает. Щипка на ней тонированная. А она еще удивляется, почему так дорого. Да потому, что не может она дешево стоить. У нее дешевая, потому что не настоящая. Но не скажешь же ей этого.

Как верно в старом фильме: чем мех дороже – тем он лучше. И наоборот.

Сейчас и в Китае и у нас эти короткошерстные норки выращивают, но разве можно качество сравнить? Скандинавская хорошая. Но цена не намного меньше.

А эта шуба – ну первая, наверно, так запала Маргарите Николаевне в душу. В первую очередь цвет. Черный-черный. Не тонированный. С еле видным нефтяным отливом. То есть самый-самый. Редчайший. Идеал селекции. Бархат, чистый бархат.

Фасон. Ничего лишнего. Изнутри не хуже, чем снаружи – мездра белая, эластичная, швы идеальные. Все как должно быть.

И стройнит Маргариту Николаевну. Она женщина крупная, статная. А надевает шубу – стать вся при ней остается, но как будто на двадцать лет моложе.

Радовала эта шуба Маргариту Николаевну. Радовала просто присутствием своим. И понимала она, что никак ей ее не купить, даже думать нечего, даже со скидкой двойной. Нет, теоретически-то можно. В кредит даже. Но позволить себе она это никак не может. Никак. А жить на что? Витька-то все пропивает.