Продана Миллиардеру

Я рассеянно мотаю головой. Уходить отсюда точно не собираюсь. Не важно, насколько паршиво себя чувствую.

Как я могу бросить раненного парня в одиночестве? Сбегу, потому что у меня кружится голова? Просто пойду заваривать кофе, пока он тут содрогается от боли?

Конечно, Макс старается не показывать, насколько ему плохо. И этот его кривой оскал оказывается попыткой улыбнуться. Но я вижу, как он бледнеет гораздо сильнее, как дергаются мускулы на красивом лице.

Парень похож на Глеба. Черты разные, однако неуловимое сходство сквозит даже в выражении глаз, в деталях мимики. А еще угадывается бешеное упрямство.

От врача наотрез отказывается. Ничего не боится. Или есть серьезная причина, чтобы не ехать в больницу?

Догадка вспыхивает в сознании, заставляя вздрогнуть. Парень мог участвовать в криминальных разборках, в чем-то преступном. Иначе почему ему нельзя в клинику? Полиция мигом пробьет данные. Вычислит его. Ужасная ситуация. Такой молодой. Во что он успел ввязаться? Почему Глеб это позволил?

Я поглядываю на часы. Неизвестно, сколько еще придется ждать. Волков может и вовсе находиться за городом.

– Моя подруга не работает в больнице, – говорю я, вспоминая про Таю. – Она не закончила медицинский, но пару курсов проучилась. Я уверена в ее знаниях на все сто. Она не расскажет лишнего. Хотя мой отец тоже будет молчать, если я его попрошу. Никто ничего не узнает. Сейчас мы только теряем время. Давай просто позвоню и…

– Нет! – твердо заявляет Макс, морщится, видно, каждое новое слово дается ему с огромным трудом: – Ждем Глеба. Я кровь остановил. Это все раньше натекло. Не пугайся. Вывезу.

Отлично. У них и словечки одинаковые. Ох уж это “вывезу”.

К счастью, Глеб приезжает быстро. Мгновения тянутся невыносимо медленно, а стоит взглянуть на циферблат, понимаю, прошло минут двадцать.

– Где пациент? – говорит Волков, вырываясь в комнату. – Сейчас гляну, есть ли смысл лечить. Может, проще сразу прирезать?

Макс приподнимается. Его губы дергаются в слабом подобии ухмылки.

– Узнаю Резника, – заключает парень и опять растягивается на кушетке.

Глеб подходит к нему, встает так, что я ничего не могу увидеть. Слышится звук разрываемое ткани. Становится ясно, он осматривает раны.

– А я узнаю Бешеного, – мрачно заявляет Волков. – Блять, вот куда ты опять умудрился влезть? Говорил же, носить ствол. Чего ты как сопливый пацан?

– Кулаки надежнее.

– Вижу.

– Я всегда вывозил.

– Не “всегда”, а когда игра идет по-честному, – отрезает Глеб. – Есть два типа людей. Помнишь?

Волков подается вперед, делает несколько движений руками, но поскольку я застываю за его спиной, ничего не вижу.

– Да, – выдает Макс через глухой стон.

– Говори.

– Одни копают, другие держат пистолет.

– Будешь и дальше выделываться, закончишь там, где сам себе могилу выкопал, – жестко заявляет Волков.

А потом оборачивается ко мне.

– Лика, прости, но тебе пора на выход.

– Я могла бы помочь, – роняю глухо, нервно сжимаю и разжимаю кулаки. – Ты уверен, что справишься один? Если надо подать что-нибудь, передать какой-то инструмент.

– Лика, я не первый раз человека режу. И похуже расклады случались. Но тебе такое видеть не нужно.

Я киваю и покидаю комнату. Мешать нельзя. Отвлекать тоже. Я понимаю, что если бы Волков не был уверен в успехе на все сто, то наплевал бы на протесты своего племянника, отвез бы Макса в больницу. Значит, шансы высокие. Глеб справится, а мне и правда стоит отойти в сторону. Хотя внутри пульсирует тревога, вдоль позвоночника расползается холод.

Я беру лэптоп и располагаюсь за кухонным столом. Если что-то понадобится, то услышу.

Пробую заняться рабочими вопросами, получается с трудом, хотя в итоге я втягиваюсь. Проходит час. Второй. Третий. Полностью погрузиться в отчеты никак не удается.

– Все, – заявляет Глеб, выходя из комнаты. – К утру оклемается. Пока что я его препаратами накачал. Пусть отдохнет.

Волков стягивает окровавленную рубашку, выбрасывает в мусор. Ловит мой взгляд, подходит ближе.

– Лика, прости за такой концерт, – усмехается. – Сам не ждал. Но всякое бывает. Племянник мой еще жизни толком не знает. Надо учить.

– Да, я слышала.

– Утром он домой свалит.

– Как? – поражаюсь. – В таком состоянии? Нет, я против. Пусть здесь побудет, восстановится, а потом решим. И где его родители? Ты им ничего не скажешь? Понимаю, ситуация сложная, но думаю, им важно знать, где находится их сын.

– Его родителям плевать.

– Так не бывает, – хмурюсь. – Отношения могут казаться натянутыми, но все-таки в семье люди любят друг друга, переживают за детей.

– Лика, – его усмешка становится шире. – Ты плохо знаешь мою семью. Я сделаю все, чтобы так дальше и было. Макс – единственный, кого я там признаю.

Я хочу возразить, но запинаюсь. А ведь и правда, я сужу по своим близким, про родных Глеба мне ничего неизвестно. Хотя кто не волнуется о собственном ребенке?

– Парень не пришел ночевать домой, – говорю я. – Родители наверняка жутко переживают.

– Его мамаша жарится на пляже, а мой братишка вымаливает у нашего отца очередную подачку, – кривится Глеб. – Поверь, у них там дела поважнее. На сына им покласть.