Проданная чернокнижнику (СИ)

—      В Нортейне, как и в Эйхаре, когда женщина выходит замуж, то меняет род.

—      A-а… э-э…

Я растерялась. Самаэль до этого не заговаривал о браке, теперь же держится так, словно этот вопрос никогда для него и не стоял. Словно он всегда знал: мы будем вместе. И судя по лукавому блеску в глубине орехово-карих глаз, я не далека от истины.

—      Прости, родная, но я не позволю нашему ребенку родиться вне брака. Если потребуется, силой возьму тебя в жены, — он рассмеялся, подтрунивая надо мной.

Я же вновь почувствовала себя лишенной опоры под ногами. Наш ребенок? Будто в ответ, ладонь Самаэля скользнула мне на живот.

—      Тебе было плохо не из-за качки. Точнее, не только из-за нее.

—      Но как? Откуда ты знаешь?

—      Тьма, — ответил он просто. — Она чувствует в тебе растущую силу.

Я напряглась.

—      Наш ребенок будет чернокнижником? Обреченным на проклятие?

—      Нет, родная, — Самаэль вновь улыбнулся. — Даже если он родится с даром тьмы, она не навредит ему. Никогда.

—      Почему?

—      Потому что это ребенок избранницы. Дар великого дара. И даже тьма не посмеет осквернить его. Какой бы силой не обладал наш малыш, он будет в безопасности.

Слезы сами брызнули из глаз. Я хотела их сдержать, правда. Но они будто жили собственной жизнью — побежали по щекам, упали тяжелыми каплями на воротник платья. И даже моя улыбка, робкая, но счастливая, не смогла их остановить.

Обняв Самаэля за шею, я потянулась к его губам. Ощутила тьму, радостно взвившуюся рядом, и закрыла глаза.

Когда-то моя жизнь сделала вираж — слишком крутой, чтобы выровняться. Когда-то меня лишили всего. Но потом шаг за шагом все начало выстраиваться обратно в запутанный, но, без сомнения, прекрасный узор. И со временем я сумела полюбить в нем каждую, даже самую темную нить.

Эпилог

Семь лет спустя

Лента тьмы прошмыгнула через всю комнату, будто мышь, спасающаяся от кота, и спряталась за тяжелым комодом. Отложив толстый том по истории Нортейна, я повернулась ко входу. Как раз вовремя!

На пороге показался бессменный нарушитель спокойствия.

Поймав мой взгляд, он хитро прищурился и приложил палец к губам. Потом тихо, на цыпочках, прокрался в комнату. Дошел до средины, остановился, принюхался, будто хищник. На секунду замер — и кинулся к комоду.

Лента тьмы в панике пронеслась под потолком, попыталась вырваться из комнаты, но была поймана Самаэлем. Однако отдавать ее маленькому охотнику он не стал. Вместо этого посмотрел строго и не менее строго спросил:

—      И что же вы, Харт Ронвальд Видар, себе позволяете? Разве мы не говорили о шумных играх и допустимых для этого местах?

Наш шестилетний сын тут же склонил голову. Не сильно — а ровно так, как и следует делать наследнику рода перед отцом. От скупого движения непослушные волосы цвета шоколада свесились вниз.

—      Прошу прощения, отец, — произнес он с достоинством и тут же хитро добавил:

—      Смею уверить, шума от меня не было.

Самаэль прищурился, будто не одобряя, но я-то знала, что на самом деле он души не чает в сыне. Вот и сейчас, наказав соблюдать установленные правила, он отпустил Харта. А вместе с ним и ленту тьмы. Та дернулась в попытке влиться в тьму Самаэля, но наткнулась на выставленный барьер и спешно дала стрекача. Харт с готовностью кинулся следом.

—      Знаешь, отчасти я начинаю догадываться, почему тьма соглашается подчиняться чернокнижникам только семнадцать лет. Кажется, она боится роли няньки.

Самаэль рассмеялся, пересек комнату и опустился рядом.

—      Пусть привыкает, — отозвался насмешливо. А потом, вмиг растеряв всю серьезность и властность привлек меня к себе. Его руки привычно устроились у меня на животе, губы заскользили по шее. — Как вы? — выдохнул он между поцелуев.

—      Я в порядке, твоя дочь безобразничает, — выдала я мелкую хулиганку.

Самаэль тихо усмехнулся, всколыхнув волоски у меня за ухом. По коже пронеслась волна щекотки.

—      Ты не передумала? — спросил он спустя несколько минут.

—      Насчет имени? Нет. Я знаю, что оно непростое. И что судьба ее была непростой. Но без нее ничего этого, — я взмахнула рукой, — не было бы. И не было бы Харта, понимаешь?

Будто соглашаясь, наша нерожденная дочь с силой толкнулась. Я охнула и прижала ладонь к животу. Самаэль опустил руку сверху.

—      Айрис? — уточнил он.

—      Айрис, — отозвалась я уверенно и улыбнулась, ощутив новый толчок.

—      Ладно, как пожелаешь.

Покладистость мужа меня удивила. Если насчет имени сына мы почти не спорили, то с именем дочери бодались уже добрую дюжину дней. И внезапная капитуляция заставила напрячься.

—      Что задумал? — спросила, не сводя взгляда с любимого лица.

—      Ничего. Решил согласиться с твоим выбором, — невинно сказал он и тут же, не давая мне облегченно выдохнуть добавил: — А имя следующей дочери выбираю я.

—      Что?!

—      Род Видар будет процветать, родная. И он станет очень, — моих губ коснулись губы Самаэля, — очень… — новый поцелуй, — очень большим.

Не сдержавшись, я рассмеялась.

—      О нет, Самаэль Видар, так просто я вам не сдамся.