Проданная Истинная. Месть по-драконьи (СИ)

— Я тебе вот, что скажу, Аланте, что бы ни творилось в пансионате, а девочки там пропадали.

— Что значит пропадали?

Сердце у меня нехорошо екнуло и забилось.

— С виду все шито-крыто, но время от времени затевался какой-то переезд или ремонт и часть девочек увозили. Мол, в столичный пансионат, или в другом городе, а то и на отдельный дом, который сняли для них на период ремонта. Но никто не вернулся.

— Может их просто оставили в другом пансионате?

Сначала Калахне так и подумала. Они все так думали, даже после окончания пансионата. Пока однажды Калахне, переборов собственную стеснительность, не отправилась в столицу за редким зельем для одного из лекарств, и не повстречала в старой лавке знакомую по пансионату.

Юная Бертель давно превратилась в изъеденную язвами старуху, они и узнали друг друга только по старой бирке на руке, которыми метили Пустых. Она и рассказала, что договорилась с подругой, увезенной в пансионат в Лаваде, встретится после окончания учебы в столице. Бертель родители от семейных щедрот подарили магическую лавку, там они и сговорились жить. Но прошел день, два, неделя, месяц, год. Два года. Но подруга так и не приехала. И тогда Бертель решила узнать о том пансионате, куда ее увезли, побольше, даже сумела пробраться в картографический архив. Вот только в Лаваде отродясь не было никакого пансионата.

— Может, ошибка, — предположила я неуверенно. — Город напутали, или что-нибудь еще напутали.

— Может, — охотно согласилась Калахне и тут же припечатала: — А только увезенных девочек никто из нас больше никогда не видел. Мы хоть и живем все уединенно, но связь держим. То переговариваемся изредка, то, случается, и приезжаем по делу.

Мы разошлись, когда уже светать стало.

Калахне постелила мне в бытовке — маленькой отдельной комнатушке, выходящей квадратом во двор. Раньше ее использовали, как кладовку, но Калахне справедливо решила, что две комнаты лучше одной и присовокупила ее к дому, заколотив наружную дверь.

В комнатушке было сыро и холодно даже для теплого драконьего лета, но я и не в таких условиях выживала. Вооружившись тряпками и ведром воды я до блеска намыла свою будущую норку, сняла со стен плесень и принесла к себе парочку книг, лампу и личный символ роскоши — вазу с конфетками. Даже белье постирала с бытовым артефактом.

Хотя Калахне нервничала, все случилось ровно, как я предсказывала.

Уже наутро земли Фьорре взорвало боевым горном. Сотни кайранов поднялись в небо, оседланные хмурыми драконирами, поисковые отряды потянулись по Сопределью, ищейки семьи Фьорре рассыпались по ближайшим поместьям.

Первые дни мы обе нервничали, но час шел за часом, а домик Калахне гигантская волна поисковых отрядов огибала, словно тот был прокаженным. Впрочем, таким он и был.

Зато последующие вечера, мы сидели в садовых креслах и с упоением смотрели в небо.

— Ишь, как надрываются, — нарочито сочувствовала Калахне. — Навела ты шороху, девка, Ох навела…

К исходу месяца количество кайранов в небе стало редеть, цокот копыт вокруг Маранского леса стих. За весь месяц лишь раз к домику Калахне заявился один из ищеек, наглаженный, щегольского вида драконир, которого я подробно рассмотрела в мутное окошко, тщательно замаскировавшись занавесью.

Остановился, не доходя метров десяти до дома, и окликнул Калахне, обстригавшую розовые кусты во дворе.

— Эй, Пустышка, — с брезгливой миной он кинул ей кожаный мешочек, из которого просыпалась гость медяков. — Не видела, чего странного за последний месяц?

— Видела, — с охотой откликнулась Калахне.

Дурачина-ищейка аж стойку сделал, вперед наклонился, усиливая сходство с взявшим след псом.

— Ну! — поторопил он. — Говори, старуха!

Это он зря. Калахне не была старухой и остро воспринимала упреки в сторону своей изменившейся внешности.

— Тебя, красавчик, и видела, — рассмеялась скрипучим смехом. — Проходи, коль пришел, мы, Пустые, любим сильных драконов.

Ищейка взвился от гнева, вспрыгнул на своего кайрана и умчался прочь, сыпя проклятиями.

— В новом месяце я уйду, — сказала я тихо в тот же вечер.

Интуитивно я чувствовала, что интерес ко мне почти пропал. Отцу было абсолютно все равно, умерла я, сбежала или осталась в пансионате. Он искал меня, чтобы поддержать репутацию высоконравственного дракона, или для герцога, который так неожиданно озаботился моей судьбой. Опасности больше не было.

Не было, но… свербело где-то в грудине, что рано я расслабилась.

Калахне ответить не успела, в дверь коротко стукнули.

— К себе иди, — кивнула она и прошла к двери.

К ней время от времени приходили покупатели на редкие зелья, и я обычно пряталась в своей комнате, стараясь не шуметь. Но в этот раз все было иначе. На этот раз я почувствовала, обернулась. И это было единственное, что я успела сделать.

В дом даже не вошли — ворвались. Отпихнув с дороги старую Калахне в дом вломился отряд дракониров, одетых в дорогие доспехи из номара, который возглавляла вейра Глок.

Волосы у нее растрепались, накидка сбилась вбок, открывая лилейную шею, глаза пылали темным ядовитым огнем.

— Хватайте ее! — отдала она короткий приказ, вскинув руку.