Проданная Истинная. Месть по-драконьи (СИ)

С трудом расцепив руки, я кое-как поднялась, опираясь на здоровую ладонь и с ужасом уставилась на вернувшегося герцога Анвара, сияющего в вечерней темноте золотом еще не сошедшей после оборота чешуи. Он бросил на меня один короткий взгляд и, казалось, вобрал глазами за один миг мои синяки и раны.

— Извольте не вмешиваться, ваша Светлость, — отец хмуро испарил плеть. — Ваши дела здесь закончены, а со своими я сам разберусь.

Рядом с герцогом он смотрелся смешно. Круглый, раздувшийся от собственный важности провинциальный драконир, который последний раз оборачивался лет двадцать тому назад. Но деньги… деньги придавали ему вес.

— Согласно закону, Пустые содержаться в пансионате драдеры Глок. Им не место среди драконов.

— Но… — глазки у отца забегали. Возражать открыто он боялся, но соглашаться не хотел. — Моя дочь еще мала, ее магия непременно проснется, ваша Светлость.

В глазах у меня потемнело. Про пансионат я слышала много, но ничего хорошего в этих слухах не содержалось. Формально в пансионате Пустых содержали пять лет, по истечении которых возвращали в семью. За это время их обязались научить управлять теми крохами магии, что были им подвластны, а также постичь примитивные дисциплины, чтобы не быть обузой своей семье.

Шитье, домоводство, кухня, история и письмо. Минимальные знания, которые на самом деле готовили драконицу стать обычной веей. Вот только количество счастливиц, закончивших пансионат, по неведомым причинам было втрое меньше, чем поступивших. И я, к сожалению, знала одну выжившую Пустую, сумевшую закончить пансионат.

Старая Калахне жила отшельницей на краю Маранского леса. Ее не любили, но не гнали. Знала Калахне травы и зелья из трав, да непростые зелья и травы. Не от простуд и телесных недугов лечила она, а от горечи сердца, от тоски, от ненависти, от любви. Шли к ней вереницей, кто тайком, а кто открыто. Никому та не отказывала, ни высокорожденному дракониру, ни простой вее.

Я была лишена предрассудков драконьего мира, и часто осаждала ее расспросами, но та только посмеивалась скрипучим смехом.

— Не надо тебе того горя знать, девонька. Твоя судьба за крылом у дракона.

Говорю же. Калахне только в травах понимала, а в драконах — ни бельмеса. Только раз обмолвилась, что Пустые для драдеры Глок всего лишь экспериментальный материал, а выжившие сами не рады вымоленной жизни.

— Мне всего полвека минуло, а посмотри я какая, — посмеивалась Калахне.

И верно, что такое полвека для полноценного дракона? Одна шестая от человеческой жизни, полной радости полета, огня, магии. А у старой лекарки тело ссохлось, как у мумии, глаза выцвели, побелели волосы, только рот был полон зубов — острых, белоснежных.

Я не хотела становиться коричневой и морщинистой подобно Калахне, и не хотела умирать. Неужели я получила второй шанс на жизнь лишь для того, чтобы потерять ее снова?!

— Папа, пожалуйста, ты ведь видел старую Калахне, — умоляюще потянула его за рукав праздничного камзола. — Они сделают меня такой, если я вообще выживу.

Отец уставился на меня со знакомым уже изумлением. Раньше я ни о чем его не просила, и первой не заговаривала. Вместо ответа отец с усилием вырвал руку.

— Помалкивай. Да не лезь в разговор, — и тут же залебезил, глядя на Анвара. — Вы же понимаете, ваша Светлость, сколько я теряю, отдав дочь в неизвестно какое заведение. А то бы она замуж вышла, говорят, у Пустых приплод одаренный.

— Закон есть закон, Пустые должны пройти обучение, — отрезал герцог и кивнул куда-то в темноту. — Подойди.

Только сейчас я заметила, что Анвар вернулся далеко не один. С ним были еще два знакомых драконира и незнакомая вейра удивительной красоты. Не женщина, а живой огонь в человеческом обличье: медные локоны, блестящие в полумраке янтарные глаза, нежный рот, изогнутый в понимающей улыбке.

— Мое имя вейра Глок, и, уверяю, слухи о моем пансионате преувеличены. Разве я не живое тому подтверждение?

Она кокетливо склонила голову к плечу, и мужчины зачарованно ставились на озарившую совершенные черты улыбку. И герцог Анвар, и отец. Даже мой полоумный братец, и тот глупо пялился на вейру Глок.

— Ну… я, — неуверенно промямлил отец. — Отдам я дочь, а с чем останусь? Дочь, хоть и бездарная, денег стоит.

— Мы ведь в Сопределье, — тут же зажурчала Глок. — Маранский лес так красив осенью, а если прибавить к нему озеро Аш, станет бесподобен. В полночь в озере отражается луна, что оно будто зеркало, смотреться в него можно…

— Да что мне с того озера?

Отец настороженно отшатнулся, но вейра Глок ухватила его за руку.

— Озеро то императрица любит, как бывает в Сопределье, к нам заглядывает, а теперь это озеро будет принадлежать семье Фьорре.

— Но…

Я стояла, слушала, как они торгуются, и не отрываясь смотрела на герцога Анвара. Оставить меня у алтаря и ославить Пустой на все Сопределье ему показалось недостаточно? Нужно вернуться и доломать меня подобно жестокому ребенку, выкручивающему кукле голову от скуки или из любопытства.