Проданная в рабство

– Я была в плену. Тот период я назвала «Сто двадцать один день несчастья». Один человек каждый день после отказа лечь с ним в постель, оставлял отметины, – произнесла я не своим голосом. Я не любила об этом вспоминать, каждый раз вместе с мучительными картинками приходило ощущение физической боли.

– Сколько здесь ран? – уточнила Марга, внимательно разглядывая шрамированую сетку на коже.

– Сто двадцать, – произнесла я, спешив снова скрыть тело под платьем.

– Значит, на сто двадцать первый день ты сдалась и отдалась? – с иронией уточнила сестра.

– Нет. Я перерезала ему глотку его же ножом, – произнесла я невозмутимо.

– Ты заметила, что люди выглядят очень глупо, умирая? – спросила она.

Это был даже не вопрос, а скорее мысль вслух. Больше глупых вопросов она не задавала, чем меня очень порадовала. Мы какое-то время молча пили свежевыжатый сок. Я чувствовала, что у нее есть много вопросов о моем прошлом, задавать которые она не решалась. Я устала «хвастаться» своими достижениями в области «боль и лишения». Денек мог затянуться и превратиться в соревнования по горестям – кому от прорухи-судьбы досталось больше. Мне надоело сидеть в заточении, и я предложила отправиться на прогулку.

– Не думаю, Скарлетт, что это хорошая идея! Поверь, с таким спутником как я – хромым, да еще больным, прогулка будет невероятно длинной, – посетовала она, потупив взгляд. – Я еще сильно переела, если честно. Все эти блюда… Теперь, наконец, понимаю смысл высказывания: жадность фраера сгубила. Губ акулы было бы вполне достаточно! А если учесть, что меня вывернет через полчаса, – можно было бы обойтись чем-нибудь менее дорогостоящим.

Она снова засмеялась, представляя, как добывают странный деликатес – губы рыбы и заявила, что не задумывалась о такой части морды этого хищника.

– Наверное, достается самым болтливым рыбинам.

– Мы не будем сидеть в номере, даже не надейся! Нам не придется ходить – арендуем машину! – я пропустила мимо ушей ее «акульи» бредни. Рассматривая ее старехонькое велюровое одеяние, столь популярное у российских женщин, носящих этот «изыск» повсеместно, словно это был национальный костюм, как абайя в Эмиратах, я предложила сестре надеть что-нибудь из моего гардероба, и она охотно согласилась, заявив, что объявляет день, посвященный ей. Марга выбрала бирюзовое платье с красными цветами и неглубокими разрезами по бокам.

– Его называют джалабия, – пояснила я, когда она с восхищением рассматривала свое отражение в зеркале. – Женщины в арабских странах закрывают декольте, кисти рук и колени – это обязательное условие.

– Они ходят в такой красоте? – восхищенно воскликнула Марга.

– Эта одежда, в которой принято появляться только в семье. Остальные люди видят арабских женщин в абайе, – объяснила я.

– Ты тоже скрываешься от взглядов? – поинтересовалась сестра, рассматривая мое бесформенное темное платье. – Это и есть твой наряд на выход?

– Преимущественно я соблюдаю традиции, но мой Господин не против европейской одежды. Лишь бы она была не вызывающая, – комментировала я, торопливо упаковав волосы под платок.

– Платок называется… не вспомню… что-то похожее на кебаб, – вспоминала Маргарита, с любопытством наблюдая за мной.

– Хиджаб, – поправила я ее, немного припудрив лицо и чуть выделив брови. Господин не любил косметику на моем лице. «Для меня это, как грязь!» – ворчал он, если вдруг замечал у зеркала прихорошившейся.

– С одной стороны завидная жизнь восточных женщин, но с другой – совсем непонятная. Адам и Ева голые бродили по Раю и если бы не змий искуситель, не тратились бы мы на одежду! – пробубнила Марга, любуясь платьем. – Хотя в других религиях, наверное, события проходили совсем по-другому. Ты теперь мусульманка?

Я кивнула. Прихватив сумку и мобильный, призвала закончить акт самолюбования и отправится на осмотр местных достопримечательностей.

– С чего начнем? – весело уточнила сестра.

– С парка развлечений! – предложила я. – Нырнем в детство!

Мы направились в то место, которое являлось для нас символом счастья. И я, и Марга в последний раз там бывали в детстве в компании нашей мамы.

– Ты была замужем? – спросила я сестру в машине. Она отрицательно покачала головой и запретила мне задавать вопросы, намекнув на незаживающую рану, связанную с одним человеком.

Глава 10 Ночь перед «шейховством»

День, когда я должна была стать частью жизни моего Господина, стремительно приближался. К огромному счастью Римма пощадила мое воображение и больше не сравнивала мужские достоинства с овощами. В работе она меня ограничила и постоянно ворчала, если я вертелась возле плиты или духового шкафа.

– Если хозяйка увидит твои обожженные руки, она начнет причитать и действовать мне на нервы. Ты же знаешь, какой у нее противный голос, когда она злится! – возмущалась кухарка, требуя, чтобы я занялась чем-нибудь другим. Например, месила тесто для лепешек.