Проданная в жены тигру

Я невольно отступаю от нее и почти упираюсь напряженной спиной в стену.

– От тебя зачем? – нервно сглатываю.

– Я могу тебя убить. И этим спасти от рабства. Тебе достаточно сделать знак.

– А ты почему сама… ну, не того? В свое время, – осторожно интересуюсь. Сердце пропускает удар.

– Тогда испугалась. А теперь привыкла. Жизнь… она всюду жизнь. Просто разная. Ко всему привыкаешь, – Тери отвечает безучастно ровно.

У меня сдавливает виски. Я не хочу привыкать. Но и этак «спасаться» от рабства я не собираюсь.

– Заходите в комнату, пора уже снимать мерки, – к нам подходит портной и прерывает жутковатый разговор.

Понимаю, как девушки тут теряют себя. Когда видишь только такие угрюмые желтоглазые рожи, и даже душу с подругой не отвести и выговориться некому, морально невыносимо тяжело.

А завести себе дружка из вэнков и выговариваться ему – какая абсурдная мысль!

Я невольно фыркаю от смеха, и Тери с портным смотрят на меня с недоумением. Но не говорят ничего.

Тери открывает дверь в комнату, где мне какое-то время придется жить.

Вытягиваю шею, чтобы увидеть побольше.

Первое, на что в комнате падает взгляд – довольно широкое окно. За окном видны лишь кроны деревьев. А совсем далеко – зелено-синее море.

Стены городской крепости из окна незаметны: или они ниже деревьев, или со стороны моря город вэнков открыт.

Моя родная деревня находится в глубине острова, а сам наш остров Лао-Венте немаленький.

Море я представляю плохо.

Но если мне предоставится шанс уйти от вэнков в лодке, я им точно воспользуюсь.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы успокоиться.

Не падать духом и подмечать малейшие детали – самое главное в моем нынешнем положении.

Комната сравнительно большая: размером со всю мою хижину дома. И почти пустая.

Около левой стены рядом с окном узкая застеленная бельем кровать. Справа еще одна кровать пошире.

Между ними прямо у окна голый стол с парой высоких стульев.

А в углу напротив узкой кровати ширма и несколько подставок для одежды.

Все хотя и резное, просто деревянное, без украшений.

Небогато.

И размяться негде. Только взад-вперед по комнате ходить.

А какой-то мужик будет на все это пялиться, угу.

К горлу подступает непрошеный гнев.

– Сколько мне тут жить?

Тери послушно отвечает:

– Три дня. Сейчас мы срочно снимаем мерки, и портной шьет платье. Оставшееся время ты будешь учиться самостоятельно его надевать и ходить в нем, не задирая подол и не путаясь в ткани. Потом сами торги.

Ну прекрасно.

Еще немного, и я взорвусь от перенапряжения и злости.

Три дня относительной свободы, а потом меня покупает некто… чтобы…

Кто сказал, что вэнки не забавляются с девушкой все вместе? Им, может, и нормально, что у них все общее?!

Судя по слухам, и такое здесь бывает. Но меня в мерзкие подробности особо не посвящали.

Делаю резкий выдох. Тери ни в чем не виновата, а портного лучше не злить. А то вдруг он подмогу приведет или сам на меня набросится.

Он, хотя и портной, а не воин, выглядит не менее внушительно и жутко, чем прочие вэнки.

– А когда меня покормят? – нервно меняю тему на безопасную.

За всеми волнениями я почти забыла о еде. А ведь я ела последний раз еще до рассвета. Желудок некстати напоминает о себе громким урчанием.

– Как снимем мерки. Еду тебе будут носить разные мужики, и они же сами проверяют ее на яд. Едят и тебе тарелку передают. Будь со всеми ними осторожна, не смотри на них и не разговаривай, если сами не заговорят. Если сами начнут, лучше им отвечать, чтобы не злить. А то всякое случается, – Тери смотрит со значением, и мне до спазма в горле не хочется представлять то, на что она намекает.

– А ты здесь будешь, Тери?

– Нет. Сейчас я покажу тебе душ, туалет, сниму мерки и уйду. Потом приду учить тебя обращаться с платьем. А так тут одни мужики, увы. Привыкай. Душ при них, туалет при них. Переодеваться тоже при них. Двери закрыты, и ширма стоит, но все-таки…

Тери даже не пытается меня обнадежить.

Это огненные поля наяву. Живьем.

Но сама она сумасшедшей точно не выглядит. И особо подавленной – тоже. А вряд ли она у вэнков на каком-то особом положении.

У них слишком мало женщин, чтобы нас выделять…

Значит, и я справлюсь.

Делаю глубокий вдох и мягко интересуюсь:

– Тери, а ты чья-то жена? В смысле почему тебе разрешили все мне объяснять?

– Показывай ей туалет и кончайте трепаться, – портной грубо врывается в разговор и не дает Тери ответить.

Увы, он-то понимает все, что мы говорим. Все вэнки знают язык тэнхи.

Портной стоит, привалившись к дверному косяку, и буравит нас тяжелыми взглядами, когда Тери показывает мне, на какие рычаги и где нажимать, чтобы пошла вода.

Это ужасно… Я чудом сдерживаюсь, чтобы каждый момент не дрожать и не оборачиваться на него.

К наблюдению одного мужика еще можно привыкнуть, но если они все постоянно разные…

Меня начинает подташнивать.

Или такие смены охраны только первые три дня?

Живот внезапно громко урчит от голода.

Мы проходим в большую комнату, и Тери начинает меня обмерять. Портной мрачно возвышается с нами рядом.

Он меня еще никак не коснулся, но ощущение от него такое же жуткое и гнетущее, как и от вэнковского лекаря.