Продавец басен (СИ)

— Итак, — сказала Ева, вручая нам по маленькому флакончику, цвет которых не угадывался в темноте коридора. — Вылезаем по очереди. Пьем зелье уже прямо в окне, начинается отсчет в полторы минуты. Все помнят про ведро перевернутое у забора, которое я днем показывала? Наступаем на него, цепляемся за доски, подтягиваемся и прыгаем, после чего бежим вниз к морю. Нимис, ты первый — тебе еще лоханку вызывать. Потом Гус, потом Лукась, потом Акимыч, я последняя, раз уж я пока быстрее вас всех бегаю. Когда прибегу — все уже сидят в лодке и вовсю отчаливают, я до вас долевитирую. Никаких огней на лодке не зажигать! Не орать! Горшками не звенеть!

Сердце отчаянно билось, в ванной комнате пахло ржавчиной и пылью, я нащупал на растрескавшихся планках шпингалет и тихо поднял узкую горизонтальную раму, зацепив ее краем за крюк. Двор был темен, уличные фонари не добирались сюда своим лимонно-желтым теплым светом, тем не менее ночь была звездной и лунной. Будем надеяться, что зелье сработает как надо, а караульные не будут слишком вглядываться в море там, внизу.

Я подцепил пробку на флакончике, она вылетела с приятным тихим уханьем. На вкус зелье было кислым, холодным и колючим. Я боялся, что не соображу, подействовало оно или нет, но моментально исчезнувшее в никуда тело засвидетельствовало, что все идет по плану. Оказывается, не так-то просто прыгать в окошко и лезть на забор, когда ты сам себя не видишь. Я чуть было не упал с деревянной перевернутой бадейки, но все же вцепился в доски забора и сумел как-то перевалить себя через него без падений и травм. Упал я уже на тропинке внизу, потому что разогнался слишком сильно, а когда на тропинке валяется столько камней, то о них очень трудно не споткнуться невидимыми ногами — так что на пляж я прибыл на четвереньках с полной головой песка.

Боясь, как бы «Вонючка» не села на мель, вызывал я ее, стоя чуть ли не по грудь в волнах. Влез, мокрый и запыхавшийся, и только тогда оглянулся на дом. Вроде, все было тихо, по тропинке никто не бежал. Я увидел свои руки, предательски забелевшие в темноте, и тут в воде захлюпало и баркас качнуло.

— Я тут, — пробасил Гус, и у борта загремело веслами, а рядом со мной на скамейку плюхнулось грузное тело.

— Парус стоит, ждем. Хорошо, что он у нас такой грязный — его и не видно почти.

Я вцепился в свое весло. Негромкое бряканье горшков, шипение и сдавленные ругательства у воды, и мы втаскиваем в лодку невидимого мокрого и недовольного Лукася. Почти сразу за ним примчался Акимыч.

— Все, отплываем. Евка сказала ее не ждать, она же у нас летучий маг!

Мы с Гусом налегли на весла.

— Если они нас сейчас заметят — все без толку. Расстреляют с воздуха — и всё.

Лодку снова качнуло, и я заметил серебристое облачко на носу. Не успел запаниковать, как облачко голосом Евы затянуло на неведомом языке заклинание — ледяной холод пробрал меня до костей, парус надулся и затрещал, «Вонючка» понеслась по волнам.

— Обожаю магов, — сказал Акимыч. — Хорошо, что у Евки основная специализация по воздуху. Молнии, конечно, в бою — ничто перед фаерболлами, зато вот таких штучек-дрючек у воздушников в арсенале куча — и полетать немного могут, и парус надуть… Ну, что, ребят, кажись, мы удрали! Ура, да?

Я оглянулся в строну нашего дома — и он, и берег были уже далеко, мы практически вошли в акваторию мантисского порта. И тут над тем местом, где по моим прикидкам находилась Мышастая улица, громыхнуло огнем, с неба посыпались искры, раздались взрывы и далекие, но истошные крики.

— Что там происходит?

— Без понятия. Не отвлекайте Евку, пусть она плетет заклинание. Ев, ты только не волнуйся и не останавливайся, но там наш дом, кажется, взорвали.

— Как мне все это надоело! — отчаянным голосом сказал Лукась, пытающийся все это время вытереть голову мокрым носовым платком. — Почему нельзя просто мирно и спокойно жить? Зачем дом взорвали? У меня там пальма осталась! И посуда! А от этого заклинания такой сквозняк, что мы все получим воспаление легких!

— Не плачь, — успокаивающе похлопал его по спине Акимыч. — Главное, у тебя здесь остался ты, живой и здоровый, а пальмы — дело наживное.

Тут «Вонючку» ударило из-под воды так, что она взлетела, словно подорвавшись на торпеде. После чего судно критически наклонилось на левый борт, мы горохом посыпались со скамеек, я ударился головой о что-то железное. Ева замолкла, так как барахталась вместе с нами на палубе баркаса.

В прекрасном свете майских лун на палубе возвышался владыка Хохен. Его броня сверкала тысячами капель, руки были скрещены на мече.

— Отличный баркас, — сказал Гус. — И пробоин нет после такого столкновения, и осадка в норме при таком грузе.