– Я никогда не гнушался трудом , – сообщил мне господин Катракос таким басом, что непонятно было, как подобный голосище помещался в такой тщедушной грудной клетке. – Никогда! Я всегда говорил «нет труда зазорного, постыдна – только праздность!»
Ясно. Кажется, навык рыбалки в Альтрауме по престижности недалеко ушел от навыка мусорщика, если таковой имеется.
– Я сам стоял у плиты до последнего, уже обладая основой своего нынешнего капитала! Даже и сейчас для особенно почетных гостей я не погнушаюсь спуститься на кухню и лично проследить за выполнением заказа!
Я, как мог, выразил почтительное восхищение.
– Зайди в «Морские чудища», попроси повара Зилку, скажи, что тебя послал я, пусть он тебе даст список морских жителей, которых всегда купят на нашей кухне. Цен лучше моих на рынке – нет, я всегда говорил, что лишь плохой повар будет экономить на продуктах.
Я искренне поблагодарил ресторатора, после чего был утащен за рукав именинницей, круглая счастливая мордашка которой сияла восторгом и сливочным кремом. Под одобрительными, но цепкими взглядами тетушек и мамаш проклятый ручеек опять зажурчал.
***
Ресторан «Морские чудища» стоял на границе Золотого и Канцелярского кварталов – это было помпезнейшее трехэтажное сооружение из мрамора, меди и панелей в синюю и белую полоску, с бронзовыми огромными статуями у входа – кракен и кто-то со множеством глаз красиво душили друг друга щупальцами, образующими пышную арку над входом.
– Куда прешь? – ухватил меня за шиворот швейцар в полосатой ливрее.
– Господин Катракос меня послал – поговорить с поваром Зилкой.
– Ну так что через парадный вход-то прешься? С черного иди!
Черный ход, скрытый за полосатым забором, прямо скажем , пованивал – переполненные баки с рыбьими внутренностями загромождали узкий проход, по которому бесконечно тащили тюки, ящики и циновки, с которых капала вода.
Повар Зилка выслушал меня, после чего отловил умеющего писать официанта и битых полчаса диктовал тому, причем ни одно из произносимых слов мне знакомым не показалось.
– И не забудь, что кожистые яйца у матерого хаюкаса сразу после вылова надо срезать, а кристальные – оставить, ясно? Ну, а если поймаешь что-то доселе никому не ведомое – тоже сюда неси, здесь разберутся.
Тут из кухни раздался грохот взрыва и поплыли клубы сизого дыма. Я на всякий случай упал на плиточный пол и попытался закатиться под тележку с грязными тарелками.
– «Отрыжка Агустоса», похоже, сегодня знатная выйдет – предупреди остальных, чтобы ее активнее гостям предлагали.
– Это Коибан на десертах сегодня?
– Ну а кто? Его же еще третьего дня из запоя вытащили.
Кажется, мне удалось приблизиться к здешней высокоуровневой кулинарии.
– Зилка, а сколько стоит у вас пообедать? -спросил я. Так. На всякий случай.
– На одно лицо, без вина если… ну, тысячи две-три, если по предлагаемому меню идти. Блюда на заказ, конечно, будут дороже.
Приблизиться – и поспешно удалиться.
Обходя «Чудищ», увидел группу роскошно одетых неписей, которые, болтая и улыбаясь, входили в ресторан. Несколько дядек в париках и камзолах и стайка очаровательных дам. Одна, в пышнейшей юбке с кринолином, замешкалась, поднимаясь по ступенькам, подбирая свой бесконечный подол, обернулась через плечо.
Да не может быть! Неужели это Сиводушка?
Я, ни о чем не думая, припустил было за ней, но меня опять поймали за многострадальный воротник, понизив прочность пиджака еще на пару единиц.
– Да куда ж ты опять прешь?!
Кринолин скрылся за широко распахнутой дверью. Хвоста, вроде, нет. Наверное, показалось. Откуда бы здесь быть лисичке? Она мне уже не первый раз мерещится – то ее личико выглянет из-за занавесок экипажа, то услышу издалека переливчатый звонкий смех, похожий на щенячий лай…
Дома внимательно изучил список Зилки. Гафурфаны белые, дыхательный мешок плантиса, обида русалки, гигантский микроеж, зловонная пластунья … кто все эти рыбы? И рыбы ли вообще?
***
Лукась прибыл, нагруженный пальмой, шестью подвязанными веревочкой чемоданами и двойной порцией обиды на весь окружающий мир. Порядки в отеле «Смех удава» не улучшили его настроения, а с Акимычем они вообще цапались круглосуточно и безостановочно с первого дня знакомства. Причем именно Акимыча я в этом винить мог меньше всего – он, например, безотказно поменялся с Лукасем комнатами, когда выяснилось, что западный сквозняк особенно зловреден для лиц, страдающих радикулитом, он всячески пытался сдружить портье с прочим гостиничным персоналом, он вообще держался молотком и глотал шпильку за шпилькой и наезд за наездом, далеко заходя в своей терпеливости за ту границу, на которой взорвался бы любой нормальный человек. Но для Лукася, похоже, делом чести было допечь Акимыча.
Разыгравшаяся в тот вечер гроза разрядилась громами и молниями и в нашем доме. Все началось с того, что у Акимыча пригорела яичница и Лукась, разумеется, не смог не выразить недоумения по поводу того, что такие безнадежные во всех смыслах кулинары еще не вылетели с работы, впрочем, тот скорбный дом, который нанимает на работу всяческих акимычей, конечно, не заслуживает других поваров.