Баба Вера два раза в месяц присылала нам длиннющие письма с подробным описанием московских новостей, которые в основном состояли в освещении мужской дружбы Лаврентия Палыча и Боцмана. Много внимания в своих посланиях она уделяла ходу строительных работ на третьем этаже нашего дома. Дело в том, что Виктор скупил все квартиры, смежные с Любашиной, и затеял грандиозное строительство по европейским стандартам. Импортные рабочие снесли простенки, заложили лишние двери на лестничной площадке и приступили к внутренней отделке помещений. Любаша одиннадцать раз правила проект перепланировки французского архитектора, довела его до нервного тика, но своего добилась: ее новые апартаменты будут выглядеть точной копией храма Афины Паллады в Греции. Мрамор для колонн завозят с итальянских каменоломен. Баба Вера на общественных началах исполняла обязанности сторожа и прораба. Она приглядывала за рабочими и давала им ценные указания. Особо усердных строителей она поощряла выдачей пирожков с капустой домашнего приготовления. Строительство продвигалось ударными темпами. Повествование в ее письмах изобиловало морскими терминами и солеными матросскими шутками. Видимо, сказывалось влияние Боцмана. В ответ мы слали ей наши фотографии на фоне морских волн, кипарисов и памятников архитектуры. По молчаливому уговору темы Грааля и роковых событий Ноябрьских праздников мы не касались.
В Москву мы с Ильей вернулись накануне 25 апреля. Именно на этот день было назначено торжественное бракосочетание Любаши и Скелета, ныне Виктора Ивановича. После гражданской росписи в Грибоедовском дворце и душевной службы в храме Василия Блаженного состоялся фуршет на 3850 человек на территории загородной резиденции покойного Куприяна. Погода благоприятствовала празднованию великого события на свежем воздухе. Весна выдалась на удивление дружной и теплой.
Свадьба была пышной. Процессия открытых карет, влекомых живыми лошадьми, доставила особо приближенных гостей от Красной площади в Нахабино по правительственной трассе. Здесь нас встретил почетный караул драгун в парадных мундирах, салют из настоящих пушек времен Крымской кампании и живые картинки из пасторальных пьес, в исполнении артистов Большого театра.
Невеста была ослепительно хороша в королевском свадебном наряде от Веры Ванг. Трехметровый шлейф ее платья, расшитый мелким речным жемчугом и стразами пришлось нести мне как свидетельнице. К концу процедуры бракосочетания я была уже на последнем издыхании, так как инкрустированная парча весила не меньше тонны.
Жених выглядел счастливым и импозантным в таксидо и царской мантии на покатых плечах, выполненной из алого утрехского бархата и подбитой горностаем. На такой... хм... своеобразной униформе настояла Любаша из соображений, известной ей одной. Свидетелем у Виктора был Илья.
Прослушав официальные здравицы, изобразив условный поцелуй в ответ на крики: "Горько!", прозвучавшие от кучки генеральской родни со стороны невесты, и махнув рукой с парадного крыльца, как с Байконура, молодые в сопровождении свидетелей скрылись от гостей в оранжерее.
Надо отдать Любаше должное: средств на ремонт зимнего сада она не пожалела. Бывшие тропические джунгли превратились в регулярный английский сад классических пропорций под раздвижным стеклянным потолком. Настоящий ручеек журчал среди живописных валунов, затянутых мхом. В прозрачной родниковой воде робко шевелили плавниками золотые рыбки. Хозяйка особняка подметала роскошным нарядом дорожки из кораллового песка и тоном экскурсовода предлагала нам посмотреть налево и направо и полюбоваться идеально подстриженными лужайками и фигурными клумбами из каскадов розовых кустов. Мы с Ильей охали и ахали, не находя слов от восторга и изумления. Виктор светился самоваром и гордо поглядывал на свои владения.
На зеленой поляне нас ждал шемаханский шатер с пологом из белого атласа. Мы расположились на персидских коврах и подушках ручной вышивки вокруг низенького стола. Два официанта, загримированные янычарами, по пояс голые, в чалмах и шароварах, уставили богатую скатерть яствами, о существовании которых я и не подозревала. Скелет со вздохом облегчения и словами: "Тяжела ты, шапка Мономаха", отстегнул горностаевую мантию и сдернул черную бабочку с шеи. Любаша сбросила туфельки, грациозно избавилась от митенок - перчаток без пальцев, выполненных из брюссельских кружев, и осторожно открепила фату от бриллиантовой диадемы.
Свидетель предложил первый тост: "За здоровье молодых", и супруги честно отработали поцелуй на призыв: "Горько!". Любаша разомлела и томно обмахивалась шелковым платочком. Мужчины сняли пиджаки, а я избавилась от туфель на шпильках, с грехом пополам пристроила свои ноги, затянутые в мини-юбку нескромного платья от Версаче, и веселье приняло неофициальный характер.