Читаем Продавец грез полностью

Я оказался на распутье. У меня появилась возможность изменить все и идти куда угодно. Уйти? Я всегда был боязлив, но настойчив, и боролся за то, чего хотел. В этот момент мое сознание было до отказа забито вопросами, над которыми я никогда не задумывался, и я начал вспоминать собственное социологическое исследование на примере взаимоотношений Иисуса и его учеников, оказавших большое влияние на западное общество. Стало возникать понимание духовных и социальных феноменов, о которых я раньше никогда не задумывался.

А теперь я начал размышлять о непостижимой силе слов и жестов Иисуса, убеждавших молодых иудеев в расцвете сил, безумно жаждущих приключений, имеющих свое дело, свои семьи, бросить все и идти за ним. Какое безрассудство! Они пошли вслепую за человеком, очевидно не обладающим политической властью, ничего не зная о его личности. Они покинули семьи, друзей, дома и последовали за ним, не зная, куда их поведут. Он не давал им ни денег, ни удобств, не обещал и царствия земного. Какое рискованное предприятие! Какие проблемы! Какие обиды! Какие потрясения им пришлось перенести!

Они потеряли все, в конечном счете потеряли и человека, научившего их любить, распятого на деревянном кресте. Умер он не как герой, умер безмолвно, перестал дышать с любовью к людям, ушел, прощая. После его смерти ученики могли отступиться от учителя, но ими овладела непостижимая сила. После хаоса они стали еще сильнее и разнесли по всему свету весть, которую услышали.

Они принесли на алтарь человечества горести, здоровье, свое время, иначе говоря, все, что имели сами. Они любили неизвестных им людей и шли ради них на смерть. Послания, переданные людям этими неотесанными, малокультурными учениками, легли в основу как европейских сообществ, так и многих других — в обеих Америках, в Африке и Азии. Появились основные принципы прав человека и социальных ценностей.

Прошли сотни лет, и все превратилось в косный порядок. Церкви стали неисчерпаемым источником конформизма. Сейчас сотни миллионов людей в комфортных условиях отмечают в своих храмах рождество, Страсти Господни и прочие даты, совершенно не задумываясь над тем, что это значит — провести ночь под открытым небом, получить оплеуху от безумца и почувствовать, чем пахнет полное разрушение твоего общественного имиджа. Ныне исчезла способность чувствоватъ, нет понятия о колоссальном стрессе, который испытывали эти молодые люди, следовавшие за загадочным Учителем Учителей.

Мне вспомнились ужасные соломенные постели, на которых они спали, не имея пристанища. Я размышлял о печали, которую они чувствовали, пытаясь объяснить необъяснимое своим отцам и друзьям из Галилеи. Они не могли говорить о том, что любят одного человека, потому что их забросали бы камнями. Не могли они рассказать и о том, что принимают участие в неком большом проекте, потому что этот проект был неосязаем. Не могли сказать, что следовали за могущественным человеком, за Мессией, потому что он не хотел раскрывать своего имени. Каким храбрым нужно быть, чтобы позвать за собой, и какая храбрость нужна, чтобы на этот призыв откликнуться!

После этих раздумий Бартоломеу быстро вернул меня в реальный мир. Он спровоцировал меня, не знаю, похвалив или обидев:

— Суперэго, если бы вы оказались размазней и ушли, мы бы перестали вас уважать. Но вы нужны нашей команде.

Я глубоко задышал и стал думать о человеке, который не позволил мне покончить с собой и увел спать под виадук. Он не Христос, у него нет призвания к мессианству. Он не творит чудес. Не обещает царствия небесного или земного, а также социального обеспечения. У него нет жилища, он беден, у него нет машины, нет карточки медицинского страхования. Но он притягивает нас к себе как магнит. Он живет под лозунгом солидарности, мечтает найти путь к сознанию людей, чтобы бороться с системным вирусом, противостоя эгоцентризму.

Но не опасно ли противостояние обществу, этой своеобразной фабрике безумия? Не лучше ли уйти от толпы погрязших в индивидуализме, не легче ли оставить их людьми тупоголовыми, не интересующимися таинствами существования, а лишь несерьезными загадками, связанными с покупками, компьютерами, модой? Мы слишком незначительны для того, чтобы хоть как-нибудь противостоять могучей системе. Нас могут арестовать, нанести нам увечья, а еще хуже — оклеветать.

Пока во мне шумела буря эмоций, учитель пребывал на сцене: он дал изумительное представление. Терпение было его главной добродетелью. Заметив мою удрученность, он подозвал Краснобая и руку Ангела и, после долгой паузы, рассказал нам одну простенькую, почти наивную аллегорию, которая, однако, взяла меня за живое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология / История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное