Продавец грез

Затем он сообщил, что мы собрались для того, чтобы чествовать его. Учитель, чувствуя себя скованно, поднялся и прошел на середину сцены. Именно тогда я начал понимать, что происходит. Это было так трогательно — продолжительные приветственные аплодисменты зрителей. Мы, его ученики, радостно аплодировали вместе со всеми. Учитель же шевелил губами, говоря: «Я этого не заслужил. Я этого не заслужил». Ему поспешно прикрепили к лацкану пиджака микрофон, а аплодисменты все еще продолжались…

Я не мог поверить, что люди так полюбили человека в старом черном пиджаке с двумя белыми заплатами — одной спереди и другой сзади, в желтой мятой рубашке, с длинными лохматыми волосами и с давно не бритой бородой; человека, который организовывал публичные дискуссии, оставаясь при этом безымянным. Закончив аплодировать, люди ждали, что он скажет.

Стоя на сцене, он посмотрел в сторону организаторов мероприятия, но благодарить их за проделанную работу не стал. Вскоре он сделал несколько шагов и, глядя на многочисленных слушателей, начал свою речь:

— Многие гнут спины перед королями из-за того, что те обладают властью. Другие кланяются миллионерам, потому что те имеют деньги. Есть и такие, которые падают ниц перед знаменитостями, потому что те стяжали славу, а я же с превеликим смирением кланяюсь всем вам. Такого чествования я не заслуживаю.

Аудитория обезумела. Люди снова вставали и аплодировали ему. Они никогда не видели, чтобы человек, которому оказываются почести, так торжественно оказывал бы почести собравшимся. Учитель молча ждал, когда утихнут аплодисменты, чтобы продолжать свою речь. Когда же он начал говорить, ведущий прервал его. Мы не поняли, почему ведуший это сделал, поскольку представление, как нам казалось, уже закончилось, и были удивлены тем, что произошло дальше.

— Сеньоры, прежде чем этот таинственный и умный человек одарит нас своими волшебными словами, я хотел бы воздать ему должное за все, что он сделал для существующей социальной системы.

Тут ведущий вежливо попросил учителя прерваться, что-бы посмотреть необычный фильм, который будет показан на огромном экране стадиона. В этот момент учителю отключили микрофон.

Началась демонстрация фильма. Мы ожидали, что на экране в честь учителя появятся поля, цветы, долины и горы. Но картина была не о весне. С экрана повеяло суровой зимой, но не в прямом смысле этого слова: трагической зимой человеческой психики. На белом полотнище появился главный вход в большое и старое здание медицинского учреждения. Это была не больница общего профиля, а психиатрическая лечебница, одна из немногих, еще остававшихся в регионе. Стены с внешней стороны были окрашены в темно-коричневый цвет с поблекшими пятнами. В стене было много трещин в виде горизонтальных желобков. Здание было трехэтажным, прямолинейной архитектуры, как бы по контрасту с человеческой психикой, непрямой, непредсказуемой, нелогичной. Внешний вид здания отнюдь не радовал глаз.

Вскоре объектив проник внутрь лечебницы, и в его поле зрения попали некоторые ее обитатели. Кое-кто из них разговаривал сам с собой, у кого-то тряслись руки — эти были напичканы медикаментами. Камера продолжала двигаться вперед по коридорам. Показались пациенты, сидевшие на неудобных скамейках, устремив неподвижный взгляд куда-то далеко-далеко или упрятав голову между ног. Ни один из кадров фильма не сопровождался ни голосом, ни музыкальным фоном.

Это нам показалось чрезвычайно странным. Мы подумали, что это какой-то очень плохой художественный фильм.

Камера в руках оператора дрожала, и создавалось впечатление, что съемку ведет любитель. Время от времени показ прерывался, и на экране появлялось лицо учителя, снятое телекамерой стадиона. Он покачивал головой и казался раздосадованным. Мы не знали, что у него сейчас на уме: был ли он больше сбит с толку, чем мы, или воспринимал чествование с какой-то иной точки зрения, которая нам не была доступна, или просто проникся сочувствием к пациентам, которых увидел. Возможно, позднее фильм продемонстрирует, как учитель облагораживает лечебницу своими мечтами, любовью и солидарностью.

Вдруг, подобно тому, как это бывает в фильмах ужасов, послышался крик. Весь стадион был напуган воплем, раздававшимся в лечебнице: «Нет! Нет! Уходи!»

Это был впавший в отчаяние душевнобольной. Сначала оператор показал дверь палаты. Потом эта дверь начала медленно открываться, и в кадре появился интерьер палаты, где находился переживающий мучительные страхи пациент. Он сидел на кровати, закрывал лицо ладонями и не переставая кричал: «Уходи! Уходи из моей жизни!». Пациент был крайне обеспокоен и находился в состоянии неконтролируемой тревоги, пытаясь изгнать монстров, внедрившихся в его сознание. Ладони все еще закрывали его лицо. Он постоянно раскачивался всем телом, как ребенок, играющий в шофера. Больной был одет в белую мятую рубашку с пуговицами, застегнутыми не на те петли. Волосы у него были растрепаны, свидетельствуя о том, что человек совершенно не следит за собой и находится в состоянии самозабвения.

Голос за кадром спросил: