Продавец льда

Но добраться до намеченного пункта ему не довелось: на второй трети пути в луче правой фары мелькнул человек. Оскар выключил моторы и положил руль круто влево. Вездеход пошел юзом, завертелся и вскоре замер. Оскар выдернул из зажимов игломет, отодвинул люк и выскочил на лед, позабыв даже натянуть теплый парик.

Судя по пижонскому комбинезону с серебряными пряжками, это был Браконьер, причем в наиболее предпочтительном виде — без буера и оружия. Бить ему морду сейчас не стоило — только кулак расшибешь о прутья фейсгарда, поэтому Оскар молча повел иглометом на люк и, когда Браконьер как-то слишком уж охотно полез в вездеход, дал ему вслед пинка. Потом быстро обежал вездеход и тоже залез в люк, приготовившись учинить мерзавцу суровый суд.

— Сними шлем, — еле сдерживаясь, велел он Браконьеру.

Тот трясущимися руками отцепил фейсгард и отбросил каску на спину.

И перестал быть Браконьером, превратившись в Мариуса Фингена, сына шерифа.

Оскар протяжно свистнул, потом вернул игломет в зажимы.

— Ты откуда взялся? — спросил он наконец.

Оскар хорошо знал парня, даже уважал за большой талант в литой ледовой скульптуре: сам в свое время научил его многим техническим приемам.

— Меня взял с собой господин Карвальял, — ответил юноша.

«Хорошее прикрытие придумал Браконьер, сволочь хитрая», — подумал Оскар, а вслух спросил:

— Как же ты попал в такую расчудесную компанию?

— Кроме него, никто меня не брал. Помните, я и с вами просился?

— А я туристов не вожу. Кроме того, случись с тобой что-нибудь, как бы я объяснялся с шерифом?

— Я бы расписку дал.

— Толку с нее… ты же несовершеннолетний. А шерифу, я думаю, нужен живой сын, а не расписка. Выходит, Браконьер сбросил тебя, как балласт?

— Нет… — Глаза юноши расширились. — Он… там…

— Ты что, черта увидел? Где — «там»?

Мариус ткнул рукой в сторону Свечки, пальцы его заметно дрожали.

— Что с ним?

— Не знаю. Все случилось так быстро…

— Ладно. Садись за руль и веди самым малым ходом. Сумеешь?

Юноша кивнул.

— И успокойся. Ты жив, а это, в конечном счете, главное.

Парень снова судорожно кивнул и надавил педаль контактора.

Оскар включил большой прожектор. Немного не доезжая Свечки, Мариус затормозил и показал в темноту:

— Вот здесь мы сняли балласт.

— С аборигеном?

— Да. А что, это был ваш участок?

— Ладно. Потом вернемся. Где этот гад?

— Впереди. Не нужно туда ехать.

— Добро. Где не проедем, пройдем пешком. Бери фару и полезай за мной, заявил Оскар, натягивая парик и перчатки.

Гад был на месте и уже получил свое, даже с избытком. На ровном месте острием вверх торчала странно закрученная алмазно-прозрачная сосулька, внутри — серебристый буер, и рядом — Браконьер.

«Доигрался, сволочь», — подумал Оскар.

«Вот и меня когда-нибудь найдут в таком же виде», — подумал он пять минут спустя.

Мариус порывался что-то сказать, но Оскар жестом велел ему заткнуться. Без единого слова он вернулся к балластине. Вырезана она была самым варварским образом: вся поверхность — сплошная муть и мелкие трещины. Он взял у Мариуса фару, поставил рядом с блоком, посмотрел с другой стороны. Внутри льдины смутно различался силуэт свернувшегося калачиком аборигена. Оскар подобрал какую-то забавную ледышку, положил поверх блока.

— Ни черта не разобрать. Давай впрягайся, а то лебедка сюда не достанет, — сказал он наконец и начал толкать ледовый блок к вездеходу.

Когда они забрались в кабину и сняли теплое, Оскар плеснул Мариусу спирта, приложился сам и велел:

— Теперь рассказывай все по порядку.

Парень, хлебнув спирта, долго тяжело дышал и моргал, но потом все-таки начал:

— Господин Карвальял хотел проверить, нельзя ли на облегченном буере проскочить через язык Стеклянной реки. Не успел он подъехать к нему, как под буером словно что-то лопнуло, и лед полез вверх. Он выскочил из буера, но лед захватил и его. Все кончилось за минуту.

— Понятно, — сказал Оскар. — А теперь одевайся и вылезай наружу.

— Пощадите, господин Пербрайт!

— Дурень… Я сейчас буду менять «липучку», а это зрелище не для слабонервных. Вернешься минут через пять, и если я отключусь, постучишь мне по морде.

Когда до Ириса осталось мили две, Мариус начал как-то странно поглядывать на Оскара.

— В чем дело? — спросил тот.

— Господин Пербрайт, можно вас спросить?

— Давай.

Гибель Браконьера, хоть он и был гадом, сильно подействовала на Оскара. В этом состоянии его можно было просить о чем угодно, и мальчишка это почувствовал.

— Не говорите матери. Отец так или иначе узнает, а мама…

— Договорились. Скажешь, что был у меня в мастерской, — ответил Оскар, и Мариус облегченно вздохнул. — Кстати, мог бы и не просить: мы с твоей матерью ходим разными курсами.

— Вы помните, как выглядел буер в сталагмите? — спросил Мариус после долгой паузы.

— Да, к сожалению.

— Очень динамично. Понимаете, форма как бы течет вниз и одновременно взметается вверх. Все дело в спирали. Это был бы чудесный памятник всем, кто погиб во льдах.

— Из этой скотины — памятник?! — удивился Оскар. — Да кто его купит?

— Я бы все сделал бесплатно. Выставил бы его для всеобщего обозрения…