Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Ближе к концу лета я все еще не получил ответа от «Оницуки» и уже готов был отказаться от идеи продавать обувь. Но в День труда, однако, я изменил свои намерения. Я не мог сдаться. Пока еще не мог. А в таком случае это значило, что я лечу обратно в Японию. Мне надо было заставить «Оницуку» раскрыть карты и разобраться с ситуацией.

Я обсудил эту идею с отцом. Ему по-прежнему не нравилось мое дуракаваляние с продажей обуви. Но еще больше ему было не по нутру, когда кто-то плохо обращался с его сыном. Он нахмурил брови. «Возможно, тебе стоит поехать», — сказал он.

Переговорил я об этом и с мамой. «Никаких «возможно» здесь быть не может», — отрезала она.

И именно она подвезла меня до аэропорта.

Пятьдесят лет спустя я все еще вижу, как мы направляемся туда в машине. Помню каждую мелочь. Был солнечный, безоблачный день, влажности не ощущалось, температура чуть выше восьмидесяти (по Фаренгейту. По Цельсию — около 28 градусов. — Прим. пер.). Оба сидим, молча наблюдая за игрой солнечных лучей на ветровом стекле. Наше молчание было таким же, каким оно было много раз, когда она отвозила меня на соревнования. Я был слишком занят, пытаясь справиться с нервами, чтобы вести разговор, а она понимала это лучше кого бы то ни было. Она уважала те границы, которые мы очерчивали вокруг себя в кризисные моменты.

Подъезжая к аэропорту, она нарушила молчание. «Просто будь самим собой», — сказала она.

Я выглянул в окно. Быть самим собой. На самом деле? Это что, лучший вариант для меня?

Изучать себя — значит забыть себя.

Я оглядел себя. Одет я был уж точно не так, как если бы я был самим собой. На мне был новый костюм, приличного случаю темно-серого цвета, в руке — небольшой чемодан. В боковом кармане — новая книжка: «Как делать бизнес с японцами». Богу известно, как и где я услышал о ней. Поморщившись, вспоминаю еще одну, последнюю деталь своего гардероба: на мне был черный котелок. Я купил его специально для этой поездки, полагая, что в нем я буду выглядеть старше. На самом деле в нем я казался безумцем. Совсем рехнувшимся. Будто сбежавшим из психушки викторианских времен, прямо типаж с картины Рене Магритта.

СОРЕВНОВАНИЯ — ЭТО ИСКУССТВО ЗАБЫВАТЬ О СОМНЕНИЯХ, БОЛИ, ПРОШЛОМ И ПРЕДЕЛАХ СВОИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ.

Я провел бо́льшую часть полета, запоминая, как делать бизнес с японцами. Когда мои глаза устали, я закрыл книгу и уставился в окно. Я пытался поговорить сам с собой, потренировать себя. Я говорил себе, что мне необходимо отмести в сторону чувства обиды, выбросить из головы все мысли о несправедливости, которые лишь вызовут у меня эмоциональный всплеск и помешают ясно думать. Эмоциональность была бы фатальной. Мне надо было оставаться хладнокровным.

Я вспоминал о своей карьере бегуна во время учебы в Орегонском университете. Я бегал вместе с одними и соперничал с другими спортсменами, которые были намного лучше меня, быстрее, физически более одаренными. Многие потом стали олимпийцами. И тем не менее я приучил себя забывать об этом невеселом факте. Люди рефлекторно полагают, что соревнование — всегда хорошая вещь, что на соревнованиях всегда выявляется то лучшее, что есть в людях, но это справедливо в отношении лишь тех, кто способен забыть о соревновании. Искусство соревнования, как я усвоил на беговой дорожке, — это искусство забывать, и теперь я напомнил себе об этом выводе. Ты должен забыть о пределах своих возможностей. Ты должен забыть свои сомнения, свою боль, свое прошлое. Ты должен забыть тот внутренний голос, который вопит, умоляет: «Больше ни шагу!» А когда невозможно об этом забыть, ты должен с этим как-то договориться. Я оживил в памяти все забеги, во время которых мое сознание хотело одно, а тело — другое, вспомнил, как, наматывая круги, я говорил своему телу: «Да, ты затрагиваешь некоторые важные моменты, но все же давай продолжим бег…»

Несмотря на весь мой опыт ведения переговоров со своим внутренним голосом, у меня никогда не получалось делать это естественно, и теперь я опасался, что растерял навык, поскольку давно не упражнялся. Во время захода самолета на посадку в аэропорту Ханеда я сказал себе, что мне придется либо немедленно реанимировать свой прежний навык, либо потерпеть поражение.

Я не мог вынести мысли о проигрыше.

В Японии готовились к проведению Олимпийских игр 1964 года, поэтому я смог найти совершенно новую гостиницу в Кобе с разумными ценами — «Ньюпорт». Она находилась в центре города, ее особой достопримечательностью был вращающийся ресторан наверху. Точно таким же, что находится на верхушке башни «Космическая игла» в Сиэтле, — на меня вид японской башни подействовал успокаивающе, как легкая ностальгия. Перед тем как распаковать вещи, я позвонил в «Оницуку» и оставил сообщение. Я здесь и прошу меня принять.