Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Я спросил его, что он собирается делать. Он ответил, что думает переждать в «Прайс Уотерхаус». Сбросить фунтов пятьдесят, стать партнером — таков был его план. Я пожелал ему удачи.

В рамках официального оформления моего ухода я должен был пойти и переговорить с боссом, старшим партнером с диккенсовскими именем и фамилией Кёрли Леклерк. Он был вежливым, беспристрастным, уравновешенным, исполняющим одноактную драму, которую он играл сотни раз, — интервью с сотрудником перед его увольнением. Он спросил, чем я собираюсь заняться вместо того, чтобы работать в одной из лучших в мире бухгалтерских фирм. Я ответил, что начал собственный бизнес и что я надеюсь, что он пойдет, а пока собираюсь преподавать бухгалтерское дело. Он уставился на меня. Я отошел от принятого сценария. И далеко. «На какой рожон ты такое устроил?»

И наконец, действительно трудное интервью на предмет ухода с работы. Я сообщил отцу. Он тоже уставился на меня. Мало того, что я все еще продолжаю свою дурацкую беготню с кроссовками, сказал он, но теперь еще… это. Преподавательская работа не была респектабельной. Преподавание в Портлендском государственном университете вообще не заслуживало никакого уважения. «Что мне теперь говорить своим друзьям?» — спросил он.

В университете мне поручили четыре бухгалтерских класса, включая базовый курс бухучета 101. Я потратил несколько часов на подготовку, повторяя основные концепции, а с приходом осени сбалансированность моей жизни сместилась именно так, как я планировал. Я все еще не располагал всем тем временем, которое я хотел бы иметь или которое было мне нужно для «Блю Риббон», но еще стало больше. Я продвигался по пути, который я ощущал как свой путь, и хотя я не был уверен, куда он меня приведет, я был готов к тому, чтобы выяснить это.

Поэтому в тот первый день семестра, в начале сентября 1967 года, надежда меня буквально переполняла. Мои студенты, однако, этого не ощущали. Они медленно вваливались в класс, и каждый из них излучал лишь скуку и враждебность. Предстоящий час им предстояло провести как в заточении в этой душной клетке, где их будут насильно пичкать самыми зачерствелыми концепциями из когда-либо созданных человеком, и винить в этом надо было меня, что делало меня предметом их неприятия. Они смотрели на меня неодобрительно. А некоторые — насупившись.

Я разделял их чувства. Но не собирался позволить им сбить меня с панталыку. Стоя на кафедре в своем черном костюме и узком сером галстуке, я сохранял спокойствие — по большей части. Я всегда был несколько беспокойным, несколько раздражительным, а в те дни у меня еще случались непроизвольные нервные подергивания — например, надев на запястье резинки, я поигрывал ими, оттягивая и щелкая по руке. Возможно, я слишком быстро и слишком сильно стал щелкать резинками, поскольку увидел, как студенты разом ввалились в аудиторию, будто заключенные, закованные одной цепью.

Внезапно в классную комнату впорхнула и уселась в первом ряду изумительная девушка. У нее были длинные золотистые волосы, спадавшие на плечи, и в тон им большие, как обручи, золотые серьги, тоже касавшиеся ее плеч. Я посмотрел на нее, она — на меня. Ярко-голубые глаза оттенялись эффектной черной подводкой.

Я подумал о Клеопатре. О Джули Кристи. Я подумал: бог ты мой! Младшая сестра Джули Кристи только что записалась в мой класс по бухучету.

Я гадал, сколько ей может быть лет. Ей еще не может быть двадцати, терялся я в догадках, оттягивая и щелкая своими резинками на запястье, щелкая, щелкая и не отводя взгляда, а затем делая вид, что не смотрю. От нее трудно было отвести взгляд. И трудно было решить. Такая молодая и вместе с тем такая искушенная. Эти серьги — они были на все сто хиповыми, однако ее подводка глаз была само изящество — trus chic. Кем она была, эта девушка? И как я собираюсь сконцентрироваться на преподавании, когда она восседает у меня на первом ряду?

Я занялся перекличкой. Я до сих пор помню фамилии.

«Мистер Трухильо?»

«Здесь».

«Мистер Петерсон?»

«Мистер Джеймсон?»

«Здесь».

«Мисс Паркс?»

«Здесь», — нежным голосом произнесла младшая сестра Джули Кристи.

Я поднял глаза и не сдержал полуулыбку. Она ответила полуулыбкой. Я проставил галочку дрожащим карандашом против ее полного имени: Пенелопа Паркс. Пенелопа, как та верная жена Одиссея, путешественника по миру.

Все присутствуют и учтены.

Я решил прибегнуть к сократовскому методу. Думаю, я имитировал преподавателей Орегонского университета и Стэнфорда, чьи занятия нравились мне больше всего. И я все еще находился под впечатлением всего греческого, оставаясь очарованным, как в тот день, проведенный в Акрополе. Но, возможно, задавая вопросы, а не читая лекцию, я также пытался отвлечь их внимание от себя и принудить студентов к участию. В особенности некоторых симпатичных студентов.