Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем

Прием был организован в Садовом клубе Портленда, где дамы местного общества собирались в летние вечера, чтобы выпить дайкири и посплетничать. Вечер был теплым. Небо угрожало дождем, но оно так и не прохудилось. Я танцевал с Пенни. Танцевал с Дот. Танцевал со своей мамой. Перед тем как наступила полночь, мы с Пенни со всеми попрощались, запрыгнули в нашу совсем новую машину: пижонский «Кугар» черного цвета. Я помчал нас к берегу, где мы запланировали провести выходные в пляжном домике родителей Пенни, находившемся в двух часах езды от города.

Дот названивала каждые полчаса.

Вербовка шпиона

Неожиданно в нашем офисе началось циклическое чередование приливов и отливов совершенно нового состава действующих персонажей. Рост продаж позволял мне нанимать все больше торговых представителей. Большинство из них были бывшими бегунами и такими эксцентриками, какими могут быть лишь бывшие бегуны. Но когда дело доходило до продаж, все они концентрировались исключительно на бизнесе. Поскольку они вдохновились тем, что мы пытались сделать, и поскольку работали они исключительно на комиссии (по два доллара за пару обуви), они как угорелые носились повсюду, не пропуская ни одного школьного или институтского соревнования по легкой атлетике в радиусе тысячи километров, и их чрезвычайные усилия еще больше увеличивали наши показатели по реализации.

Мы достигли отметки в 150 тысяч долларов в продажах за 1968 год, и в 1969-м мы были на пути к тому, чтобы поднять планку почти до 300 тысяч. Хотя Уоллес все еще дышал мне в затылок, изводя меня призывами замедлить темпы и стеная об отсутствии у меня собственного капитала, я решил, что «Блю Риббон» достаточно хорошо справляется со своей задачей, чтобы оправдать зарплату своего основателя. Прямо накануне моего тридцать первого дня рождения я сделал смелый шаг. Я бросил работу в Портлендском университете и перешел на полный рабочий день в своей компании, выплачивая себе довольно щедрые восемнадцать тысяч долларов в год.

Помимо всего, сказал я себе, лучшая причина для того, чтобы покинуть Портлендский университет, заключалась в том, что я уже получил от этого учебного заведения гораздо больше — Пенни, — чем когда-либо надеялся получить. Я приобрел еще кое-что; просто я не знал об этом тогда. И даже не мечтал, насколько ценным это окажется.

Шла последняя неделя моего пребывания в университетском кампусе. Я шел коридорами и заметил группу молодых женщин, стоявших вокруг мольберта. Одна из них наносила мазки на большое полотно, и когда я проходил мимо, то услышал, как она сокрушалась по поводу того, что не может позволить себе поступить в класс по живописи маслом. Я остановился, будучи восхищен ее полотном. «А моя компания может себе позволить использовать художника», — сказал я.

«Что?» — переспросила она.

«Моей компании нужен человек, чтобы заниматься рекламой. Хотите заработать немного дополнительно?»

Я по-прежнему не видел, как можно получить наибольшую отдачу при наименьших затратах от рекламы, но я уже начал склоняться к выводу о том, что далее я не могу игнорировать ее. Финансово-страховая компания «Стандарт Иншуранс» незадолго до этого поместила рекламу на всю страницу в «Уолл-стрит джорнел», расхваливая в ней «Блю Риббон» как одну из динамичных молодых компаний из числа своих клиентов. В рекламе была помещена фотография Бауэрмана со мной… на которой мы смотрим на кроссовку. Не взглядом новаторов в области создания обуви, а так, будто никогда до этого не видели кроссовок. Мы выглядели на фото как идиоты. Полный конфуз.

На некоторых наших рекламных объявлениях моделью выступал не кто иной, как Джонсон. Вот Джонсон, облаченный в голубой спортивный костюм. Вот Джонсон, размахивающий дротиком. Когда дело доходило до рекламы, наш подход оказывался примитивным и небрежным. Мы занимались ею походя, учась на лету, и это вылезало из всех щелей. В одном рекламном объявлении, кажется, продвигавшем марафонки «Тайгер», мы назвали новый материал swooshfiber (дословно: волокно, пролетающее со свистом. — Прим. пер.). Никто из нас по сей день не помнит, кому в голову пришло такое название или что оно означает. Но звучало хорошо.

Люди постоянно твердили мне, что реклама важна, что за рекламной деятельностью будущее. Я всегда закатывал глаза. Но если неприглядные фотографии и искусственно придуманные слова, а также Джонсон в соблазнительных позах на диване попадали в наши рекламные объявления, мне пора было начать уделять этому больше внимания. «Я буду платить вам по два доллара в час», — сказал я этой оголодавшей художнице в коридоре Портлендского университета. «Чтобы я делала что?» — спросила она. «Чтобы вы занялись дизайном печатной рекламы, — сказал я, — рисовали надписи, логотипы, возможно, некоторые графики и диаграммы для презентаций».

Звучало не так, чтобы очень. Но бедный ребенок был в отчаянии.

Она написала свое имя и фамилию на листке бумаги. Кэролин Дэвидсон. И свой номер. Я засунул листок в карман и напрочь о нем забыл.