Продавец пуговиц

— А я такая голодная! — Соня сняла стеганную куртку и аккуратно поставила высокие сапоги рядом с желтыми ботинками сорок пятого размера, привезенными из США, но сделанными в Китае. Сонина обувь по сравнению с «дядистепиной» казалась просто игрушечной. Да и сама Соня была миниатюрной женщиной. Единственное, что могло называться в ее внешности крупным или, по крайней мере, не маленьким — это нос. Марк давно не считал, что нос портит ее. Для него он казался даже особой изюминкой, которая придавала Соне особый шарм. Нос не был длинным, крючковатым или горбатым, и ее фотографии в фас не меняли ситуацию. Он был просто большим. Такой нос можно назвать даже красивым и если бы его обладательница значительно выросла и значительно окрепла, то несомненно никто бы и не подумал обращать на него особое внимание. Марк привык к носу этой женщины, не сразу, постепенно, но теперь, как психотерапевт, обходил его вниманием и часто делал комплименты, касающиеся кукольных глаз, пухленьких губок, стройных ножек или аккуратных грудей Сони. Все поговорки касающиеся носа, которые Марк мог бы легко употребить в общении, сразу же запирались на три замка. К ним относились «не суй свой носик» (эту фразу сдерживать сложнее всего), «не води меня за нос», «весна на носу» и еще про любопытную Варвару, комара и близорукость.

— Давай, мой руки и проходи! Я еще чайник поставлю! Тебе понравится! Голод лучший повар, но это только еды касается!

— Северин! Какой ты все-таки пройдоха! Но знай, я приготовленное тобой блюдо и на сытый желудок за милую душу!

— Сонечка! Какое платье! Ты меня не перестаешь радовать, бусинка моя! Белого вина?

Во время ужина Марк не сводил глаз с декольте молодой женщины. В глубоком разрезе платья то и дело мелькали черные кружева очерчивающие небольшую, но плотную грудь. Соня нахваливала паэльо, открыто флиртовала, сама погружаясь в интимную атмосферу, и не сдерживала чувств. Она, разгорячившись от вина и желания (а может и афродизиаки сделали свое дело), позволяла себе пошлости, которые особо цепляли Марка. Марк не спешил, ожидание нравилось ему:

— Соня, хочешь чаю?

— Хочу, хочу, Северин! Но не чаю! Я тебя хочу! Хочу тебя вместо чая! Давай поторопимся! Я не смогу остаться на ночь, мой мишка! Давай поторопимся! Я сгораю от нетерпения!

Соня приходила к Марку раз или два в месяц. Они обычно проводили бурную ночь и снова прощались до следующего удобного случая. Чаще она оставалась до утра, но иногда Марк провожал ее домой поздним вечером. Ради оправдания мужской силы Марка надо сказать, что Соня — далеко не единственная его женщина. Когда не могла она, приезжала заботливая Тася. Занята Тася — приходила Алина. Если уж Алина надолго уезжала в командировку, то следовало звонить Ане. Однодневные же встречи с приезжими девушками были настолько многочисленны, что даже не брались в расчет. Для отдыхающих барышень это были яркие курортные романы, для Марка — развлечения. Имена этих туристок не запоминались, а сами отношения в большинстве случаев стирались из памяти сразу после закрытия входной двери.

Соня не была самой желанной и привлекательной из всех, но по большому счету это и не так важно. Все женщины доктора знали, что такие отношения не имеют ничего общего с любовью или серьезными намерениями, но тем не менее с удовольствием бывали у Марка и не отказывали себе провести ночь с привлекательным медведем, к тому же умным, умеющим общаться с хрупкой половиной человечества и дарящим ощутимые подарки. Марк умел произвести впечатление, а все недостатки убрать далеко в темную кладовую и закрыть на железный засов.

У Марка было лишь одно строгое табу, ну или почти строгое — его пациентки. Он знал, что допускать привязанность к женщине, пришедшей получить профессиональную помощь, нельзя, просто нельзя и все, и, возможно, именно из-за этого никак не ограничивал себя в общении с другими дамами. Не ограничивал, но чаще у него просто не хватало времени и энергии организовывать маленькие праздники.

Марка хотелось назвать заядлым холостяком, прожив тридцать пять лет он ни разу не женился, но заядлым холостяком он не был. Марк хотел, наконец, создать семью, завести детей и быть верным и любящим супругом. Все же имелись обстоятельства, которые мешали ему позаботиться об этом. Непобежденная фобия и глубокое чувство стыда постоянно внушали Марку, что он не достоин нормальной жизни, что слаб и беспомощен, и он верил в это, откладывая на потом и любовь, и жену и семью. Все терапевтические приемы на нем не срабатывали и даже пройдя сеансы у коллег, он понял только одно — с фобией надо сразиться. «Прежде чем брать ответственность за семью, нужно победить страх, победить себя», — говорил он. Его фобия несомненно мешала ему и в работе, но отказываться от практики он не хотел и, надеясь как можно быстрее решить проблему, принимал пациентов, может и не особо успешно, уже почти десять лет. Он привык плыть по течению, но даже само это выражение вызывало тахикардию.