За два дня до поездки рано утром на цыпочках я прошлась по спальне, доставая вещи из шкафа, и выдохнула за дверью. Дорога в дацан займет четыре часа в одну сторону и столько же назад. Время подумать.
Приятно, когда тебя высоко ценят, но так ли это на самом деле. По словам Плацида, Моргана осмотрели врачи в Лондоне и их впечатлил уровень мастерства. В это очень хотелось верить. Можно от всего абстрагироваться и решить, коли другие так думают, значит так и есть, но внутренний голос нашептывал, что не настолько я пока хороша. Слова Плацида успокаивали, и в самом деле, может я выгодное вложение и опытному глазу виднее, какой из меня выйдет специалист через пять лет. Но сам Плацид с предложением и события в спа-салоне, казавшиеся ничем не связанными, вызывали во мне чувство страха и сопротивление. Наверное оттого, что мне не хотелось ничего менять. Я согласилась на операцию, но в глубине души знаю, что откажусь от предложения работы. Андрей будет обижаться, может быть даже не будет какое-то время разговаривать, но в конце концов смирится. Все-таки это моя карьера.
Делая остановки в положенных местах, оставляя подношения в виде монет духу местности, духу дороги, я читала мантры, сведя ладони вместе и поднося их ко лбу, продолжала путь, проезжая села, любуясь шумящим льдом Байкала. Зачем мне Москва, когда есть дом.
Ярикта ждала, раскрывая материнские объятия густым зимним лесом, подмигивала проносящимися блестящими на солнце речушками. Ближе к пункту назначения асфальт сменился белым настилом, и все чаще встречались дома с седыми столбами коновязи, обвязанные развевающимися на морозном ветре цветными лентами.
Дома. Почти дома.
Без хуралов в дацане не бывает шумно. Один-два посетителя одновременно, не больше десятка за день. Прошла гороо, натаптывая заметенный путь, готовясь к встрече, чувствуя, что отец уже знает. Ждет. А когда закончила, поклонилась и зашла в маленький домик возле дацана.
Поклонилась низко, с уважением. Дордже не изменился. Невысокий, с коротким седым волосом в малиновом кашае, перекинутом через плечо, под ним теплый халат, в руках четки. Кроткая улыбка при виде меня. На столе маленький чайник. Рядом обычная беленая дровяная печь, окошко, вышитые на атласе узоры с мантрами, календари с праздниками и хуралами, в углу домашний алтарь с репродукциями святых лам, учивших отца. Я люблю все это.
– Мэндэ, басанган (Здравствуй, дочь).
Села на скамью напротив, наблюдая, как отец спокойными движениями разлил чай по пиалам. Молча выпили его, наслаждаясь сквозящей между нами гармонией. Затем он, убрав посуду в сторону, положил руки ладонями вверх на колени, я тоже. Он начал читать длинную мантру. Звук вибрировал в его груди будто в аэродинамической трубе, басовым речитативом ударяя гудящим дрожанием по мне, пропуская звуки по солнечному сплетению, по энергетическим каналам чакр, пока не обрушился через маленький колокольчик, очищая пространство вокруг нас. На душе успокоилось. Мир отступил и перестал существовать. Безмятежная умиротворенность окутала, и я открыла глаза, посмотрев на него.
– Ты знаешь, что такое сангэ?
Конечно, знаю. Одна из трех величайших драгоценностей практики прибежища любого буддиста.
– Благое, освобождающее вдохновение, – я выбрала буквальный перевод с тибетского. Отец едва заметно кинул, соглашаясь.
Многие утверждали, что Лама Дордже Баргузинский, давно достигший просветления, обладает даром ясновидения. Мы с мамой знали это.
– Еще община, басалган. Собрание учеников. Арья.
Я не совсем понимала, к чему он говорит мне об этом. Но не сомневаюсь, что мне это требуется знать. Арья – человек, постигающий пустоту напрямую, не опирается на какие-либо косвенные признаки. Отец такой. Поговаривали, что он продвинулся в духовных практиках, как никто иной из ныне живущих. Мои сложности, моя карма, он не будет осуждать меня.
– Мне нужен твой совет.
– Ты о суре?
Кивнула, заметно потеряв душевное равновесие.
– Я не знаю, кто это был. Но он сильно походил на человека из моих снов. Произошло странное. Он жутко светился и убил женщину в салоне. А мне предложили работу, – я надеясь хотя бы на подсказку.
– Суры очень опасны, басанган. А ты продавец сангэ.
– Почему продавец?
Была противна сама мысль, что отец считает меня не человеком, спасающим чужие жизни, а обыкновенным торгашом. Что же касается суров, то выясню позже.
– Вы не делаете это бесплатно.
Бесплатно не делаем. Мы вообще ничего не делаем без контроля государства. Это противозаконно и неправильно. Да и зарплату никто не отменял, жить тоже на что-то надо. И вообще не ругал он меня, а констатировал факт. И пусть я не всегда понимаю, смысл сказанного, как показывает жизнь, он потом доходит до меня. Я же приехала за советом, стоит ли мне ехать в Москву или нет.
– Глупо ценить золото, ведь самое ценное – это Учение.