Продавец снов (СИ)

А продавец... улыбался. Душевно так, по-доброму, приговаривая "терпи, хороший мой, еще немного...". А на косых стенах лучилось насколько портретов, в одном из которых - висящем напротив окна - я узнала первую хрестоматийную старушку. Она слабо мерцала багрянцем, и по ее щекам катились рубиновые слезы, собираясь в ручейки и стекая в деревянный поддон рамы.

Я разожгла в ладони искры, но сделать ничего не успела. Костлявая рука ухватила меня за плечо, и знакомый сиплый голос прокаркал:

- Стой, не дури. Нельзя из сна вырывать, распадется душа. Он сам должен проснуться. Или...мы немного поможем. Давай. Зови его. И молись. И я помолюсь.

И Викешка, перекрестившись, забормотал "Отче наш...". А я, будучи Фомой неверующей, послушно звала, про себя, чуть шевеля губами. А внутри се обмирало от страха. Это бабулькины сны продавец пил по чуть-чуть, наверно, потому что издалека - раз они к нему постоянно бегали. А сейчас, коли жертва сама пришла...

- Егор! - окликнула я чуть громче, и в этот же момент дед торжественно добавил "Аминь!", и... получилось.

Сосед сел, как зомби, уставился слепо в окно. "Профессор", не будь дурак, насторожился и проследил за его взглядом. Мы, разумеется, присели, но поздно.

- Викентий! - от радостной благожелательности продавца снов не осталось и следа. - Так это ты мне девку испортил и отличный сон сломал! Ах ты, паскуда гнилая!

- Пали! - шепнул Викешка.

Продавец метнулся к окну, но далеко не убежал, пойманной мышью забившись в борцовском захвате. Егор едва стоял на ногах, смотрел слепо в никуда, но тощего колдуна-афериста держал крепко.

- Юсь! - крикнул хрипло. - Давай!

- Давай же, - заторопил дед. - Не бойся грех на душу брать, не человек он, не человек! Нечисть поганая! Очищающее пламя да молитва - и домой, в ад его! Гори, девочка! - завопил безумно. - Гори!

И я вспыхнула. Осень стояла сухая, и старый деревянный дом враз занялся, как хворост. Викешка крестился и читал молитву за молитвой, продавец бился в крепких руках и визжал, а сосед... сиял. И его мертвая сила больно била по глазам фарами дальнего света.

В новомодном комплексе, почуяв дым, забегали. Резко вспыхивали, одно за другим, окна, кто-то что-то кричал, во дворе залаяли собаки, вдалеке завыла пожарная сирена. Тот, кого называли Федором Платонычем, обмяк, будто лившись чувств, а огонь жадно лизал стены, вцепился в крышу, чадил едким черным дымом.

- Назад!.. - дед перекрестился и схватил меня за плечо. - Живо-живо, не то за собой утащит!

- А Егор? - возмутилась я. - Егор, выходи! Мы здесь!

Он не видел. Отшвырнул неподвижное тело к горящей стене и, спотыкаясь и шаря руками вокруг себя, пошел на мой голос, а я орала, срываясь и не затыкаясь ни на секунду. И, когда за его спиной шевельнулась огненная тень, едва не перешла от страха на ультразвук:

- Егор, бего-о-ом!..

Сосед вывалился из стены огня, и я обхватила его за талию, оттаскивая от дома. А перед объятой огнем фигурой смело встал Викешка. Вынул из-за пояса деревянный самодельный крест и забормотал что-то иностранное, не то на латыни, не то... Продавец зарычал, дед вскрикнул раненой птицей, и... дом рухнул.

- Викентий Игоревич!.. - я рвнулась к нему, но Егор вцепился в меня мертвой хваткой и потащил прочь, хрипло шепча:

- Не лезь, Юсь! Это уже не наше смертное дело! Пусть высшие силы сами друг с другом... как-нибудь...

- Ты что, хочешь сказать, что наш дед... - я запнулась, замолчала.

Пламя на секунду сменило цвет с рыжего на белый и погасло. Лишь рухнувшие останки дома дымились и чадили, мерцал красно-розовым, потрескивая, уголь, да ветер разносил по улице пепел.

- Я не знаю, кем был наш Викентий Игоревич, - тихо ответил мой спутник и задумчиво прищурил глаза: - Может быть, блаженным и намоленным, а может быть...

- Может быть... - эхом повторила я и почему-то перекрестилась.

Подъехала, ужасно вопя, пожарная машина, а следом за ней нагрянули любопытные - кто халатах, а кто едва ли не в трусах. Егор обнял меня за плечи:

- Пойдем отсюда, Юсь. Идем же... Идем.

Я позволила себя увести, но, уходя, то и дело оглядывалась. Пожарные заливали дымящиеся обломки белой пеной, а ведь я так и не...

- А я вспомнил, - сообщил сосед. - Я должен племяннице собаку. Она два года просила пса, и я обещал ей на семилетие подарок. День рождения у нее седьмого сентября. Как думаешь, сегодня какое число?

Я рассеянно нахмурилась:

- Примерно... шестое... или пятое.

- Где бы ее еще взять, эту несчастную дворнягу... - Егор шумно и недовольно вздохнул.

- Мало ли их по подворотням... Отловим. Доставим. Силы пока есть, - и я вдруг поняла. - Дом... отпустил. Ведь отпустил же, да?

Сосед кивнул, пошарился в кармане шортов и протянул мне багряный пузырек:

- Вот. Спер со стола. Видимо, для тебя заготовленный стоял. Он, сволочь, издали чуял, зачем к нему придут. Наверно, безопасно теперь, когда его... нет. Может, и домом он приманивал и связывал, кстати.