Продавец цветов

При этом Бен попытался скосить в сторону Соболева горящие ненавистью глаза. Именно он был сейчас источником всех его последних несчастий. Но ему это не удалось, и он напомнил мне глупую деревенскую дворнягу, крутящуюся на одном месте в безуспешных попытках поймать собственный хвост.

— Какой Шурик?! Какие четырнадцать штук?! — подал со своего места возмущенный голос Соболев.

Однако требовательным жестом я заставила его замолчать.

— Это все? — спросила я, обращаясь к Бену.

— Все, — широко раскрыв глаза, изображая тем самым искренность, закивал Бен.

— Все, — с готовностью подхватил Утюг.

— Значит, Петрович обещал поставить Чесноку товара на четырнадцать штук, взял деньги и смылся? Я правильно поняла?

— Ну, да, — подтвердил Бен, недоумевая, как можно не понимать столь простую вещь.

В этот момент Соболев попытался раскрыть рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но я быстро поднялась со стула, стремительно приблизилась к нему и за рукав потянула на кухню.

Настало время поговорить с Соболевым совершенно серьезно. Я открыла кран на полную мощность, чтобы струя воды, громко разбиваясь о раковину, заглушала наш разговор от Бена с Утюгом.

— Ну-с, гражданин Соболев, теперь вы мне ничего не хотите сказать? — произнесла я с видом милиционера, поймавшего несовершеннолетнего воришку во время попытки забраться в чужой карман.

— Женя! Я расскажу все, что вы хотите! Но я ничего не знаю! — широко раскрыв глаза и разведя руками, воскликнул Соболев.

В памяти сразу же всплыли и его несколько путаные объяснения по поводу необходимости своей охраны, «черного нала», получение небольшого «дипломата» и поездка с ним в «Эко-банк». Вполне могло оказаться, что именно в этом «дипломате» находились те самые злополучные четырнадцать тысяч, из-за которых сейчас я и находилась здесь.

Однако во взгляде, жестах, интонации Соболева угадывался человек добродушный и неспособный к обману. Мой внутренний голос громко твердил мне об этом. Но моя интуиция сегодня уже подвела меня, и к тому же в моей практике, к сожалению, бывали случаи, когда клиенты нанимали меня, чтобы обезопасить свои не очень чистые дела. Одним словом, относиться к Соболеву, как к жене Цезаря, которая, как известно, «вне подозрений», достаточных оснований у меня не было.

— Значит, вы ни у кого не брали денег на поставку товара, никого не «кидали» и не обманывали другим способом?

— Клянусь, нет!

— Кто такой Чеснок?

— Чеснок? Я не знаю. — В голосе Соболева угадывалось вполне искреннее недоумение.

— Что было в «дипломате», который вы получили вчера при встрече? — Я быстро обрушивала на него град вопросов, не давая возможности как следует обдумать ответ.

— Я же говорил: только бумаги, касающиеся теневой стороны финансовой деятельности.

— Теневая сторона — это четырнадцать тысяч?

— Нет. Этот человек — большой, может быть, самый большой специалист в городе по налогообложению, точнее, по его минимизации, аудиту и двойной бухгалтерии. И в «дипломате» были документы по истинному финансовому положению и официальному для отчета.

— Насколько я поняла, ваш бизнес не приносит больших доходов. Чего же вам тогда скрывать?

— Как раз вот эти небольшие доходы. Если их не скрывать, то работа будет или бесприбыльной, или в убыток. А после сокрытия официально работа фирмы бесприбыльна, а реально остается тот самый небольшой доход.

Соболев отвечал быстро, четко и уверенно. Возможны были два варианта: либо он хорошо выучил и прекрасно играл свою роль, либо говорил правду. И хотя он казался честным человеком, попавшим в непонятную криминальную передрягу по причине этой самой не очень большой, по его словам, прибыли, у него были веские основания повести грязную игру, чтобы за чужой счет «срубить» где-нибудь лишние четырнадцать тысяч.

Я задумалась на секунду над создавшимся положением и решила за основу выбрать все-таки второй вариант: исходить из того, что Соболев вел себя со мной честно. Я вернулась в комнату, где валялись связанные Бен и Утюг.

— Я отпускаю вас, мальчики, — произнесла я.

Если бы я была режиссером драматического театра и ставила «Ревизора» Гоголя, то добиться лучшего исполнения «немой сцены» у меня вряд ли бы получилось. Замерли все: Соболев с открытым ртом, Бен, за счет позы и цвета костюма теперь напоминавший большую засушенную ящерицу из экспозиции кунсткамеры. А что касается Утюга, то он от удивления настолько выпучил глаза, что невольно начинала закрадываться мысль: не поразила ли его внезапно базедова болезнь.

В течение нескольких секунд я довольно восседала на стуле и наслаждалась достигнутым эффектом.

— Да-да, вы не ослышались — я отпускаю вас. Но при одном условии, — продолжила я.

Энтузиазм моих пленников несколько поубавился. Вероятно, они прикидывали, какую сумму я потребую в обмен на их свободу.

— Условие очень простое — вы передадите Чесноку, что мы хотим встретиться с ним и решить все вопросы полюбовно. Встреча состоится сегодня в «Каменном цветке». Понятно?

Утюг с Беном синхронно и энергично затрясли головами, словно боясь, что я могу передумать.