Продавцы теней

Ожогин вздрогнул. Греция… Размытые тени… Игра солнечного света… Студия мадам Марилиз, и он сам — за ширмами — слушает, как рыженькая девчушка рассказывает подруге о пастухе, которого приняла за тень древнего воина. Ленни… Когда это было? Три, четыре года назад? С этого все началось. Дымка вокруг лица… Лара… Электрические лампочки… Пожар… Пистолет… Маленькие ладошки, закрывающие его глаза… Ленни… Все, что произошло с тех пор, вдруг выстроилось перед ним стоп-кадрами, стройным сюжетом, придуманным верховным сценаристом и сложенным в строгом последовательном порядке верховным монтажером. Сюжетом, в котором нет ничего случайного и лишнего, все закономерно, все так, как должно быть. И гибель Лары, и серебряный пистолет, упавший из его руки в воды Москва-реки, и старая дача с облупившимися колоннами, и звуки виолончели, разбудившие его одиночество, и — как награда — этот жемчужный вечер, и два шелковых свертка на руках у кормилицы — все, все имело свой смысл в сюжете его жизни.

Ожогин поднял глаза, ветви деревьев были усеяны электрическими светлячками. Изумрудные, темно-вишневые, бирюзовые, янтарные — они зажигались и гасли, и снова зажигались, словно подмигивали ему. На миг ему почудилось, что это разноцветные глаза Эйсбара смотрят на него сверху. Ожогин тряхнул головой, но наваждение не проходило. Он повернулся и почти бегом устремился прочь от этого взгляда, который, казалось, преследовал его.

— Господа! Господа! — раздался с террасы голос Ленни. Только что была тут и вот — уже далеко. Как уследить за ней? Догнать? Поймать? Не отпускать? — Господа! Кто желает мороженого со свежими ягодами? Есть фисташковое, шоколадное и ванильное! A-а, вот еще с орехами!

Он ступил на террасу, и она, сразу почувствовав его присутствие, повернула к нему разгоряченное счастливое лицо.