Продажная тварь

Отец сразу проникся к Фою симпатией, несмотря на его самодовольный вид. Хотя Фой был родом из Мичигана, отец нечасто мог встретить в Диккенсе человека, понимающего разницу между t-критерием Стьюдента и вариативным анализом. Обсудив за коробкой пончиков детали, все местные, а также Фой договорились о регулярных собраниях. Так зародился Клуб интеллектуалов «Пончики Дам-Дам». Но если для отца это стало площадкой по обмену информацией, продвижению общественных интересов и консультациям, то Фой рассматривал клуб как промежуточный этап на пути к славе. Поначалу они с отцом были на дружеской ноге: вместе разрабатывали стратегии, приударяли за женщинами. А потом через несколько лет Фой Чешир стал знаменитостью, а отец — нет. Фой никогда не был глубоким мыслителем, зато был лучше организован. Что до отца, то его сильная сторона одновременно была и его слабостью: он чересчур опережал свое время. Пока отец разрабатывал непонятные и слишком сырые для публикации теории, связывающие воедино угнетение черных, теорию игр и социального обучения, Фой уже вел ток-шоу на телевидении, брал интервью у политиков и звезд второго плана, кропал статьи в журналах и тусовался в Голливуде.

Как-то я спросил отца, работавшего за пишущей машинкой, откуда к нему приходят все идеи. Он повернулся и слегка заплетающимся от виски языком ответил:

— Вопрос не в том, откуда они приходят, а куда уходят.

— И куда же?

— Ко всяким петушилам вроде Фоя Чешира. Они крадут твои идеи, наваривают на них капитал, а потом на голубом глазу приглашают тебя на вечеринку по случаю запуска «своего» проекта.

Одной из идей, которую Фой украл у отца, был мультфильм «Черные коты и джазующие детки», который перевели на семь языков и показывали по всему миру, так что в конце девяностых у Чешира уже было достаточно денег, чтобы купить домик своей мечты посреди зеленых холмов. Отец слова злого не сказал о Фое на людях, особенно на заседаниях клуба, ибо, если повторить его же слова, «наш народ нуждается в чем угодно, но только не в обмене колкостями». И несколькими годами позже, когда Лос-Анджелес вышвырнул Фоя вон как провинциала (каковым он всегда и был), и потом, когда тот начал спускать деньги на наркоту и конопатых креолок, а потом его обманула продюсерская компания, а налоговое управление отобрало в счет уплаты долга все, кроме дома и машины, отец продолжал молчать. И когда, приставив револьвер к виску, раздавленный и потерянный, Фой позвонил отцу, умоляя применить к нему заклинание ниггеров, чтобы отговорить от самоубийства, отец честно соблюдал врачебную тайну. Он никому не говорил ни про ночные кошмары Фоя, когда тот просыпался весь в холодном поту, ни про его слуховые галлюцинации, ни про его диагноз (нарциссическое расстройство личности), ни про трехнедельное пребывание в психиатрической клинике. В ту ночь, когда мой отец, убежденный атеист, умер, Фой читал молитвы и причитал над ним, прижимая к груди его безжизненное тело, — и вообще вел себя так, будто кровь на его белоснежной рубашке «Хьюго Босс» была и его собственной. Но я-то видел, что, несмотря на весь пафос и возвышенные слова о символичной гибели моего отца, в глубине души Фой радовался, что вместе со смертью тот унес с собой все его тайны, и что, может быть, теперь ему удастся осуществить свою робеспьеровскую мечту — возглавить Клуб интеллектуалов «Дам-Дам» как черный эквивалент Клуба якобинцев.

Пока дам-дамовцы обсуждали варианты вкрадчивой мести за убийство друга, я объявил заседание закрытым и вытащил отца на улицу, перекинул тело через лошадиный круп, так что голова и ноги свесились вниз, как в фильмах про ковбоев. Дам-дамовцы немного повозмущались, что я унес мученика без групповой фотографии на память, а потом мне перегородили дорогу полицейские машины. Я плакал и ругался. Я кружил по перекрестку, угрожая, что любой, кто посмеет приблизиться, получит копытом в лоб. Тогда все стали звать Заклинателя ниггеров. Но Заклинатель ниггеров был мертв.

Кризисный переговорщик капитан Мюррей Флорес сотрудничал с моим отцом. Он хорошо знал свою работу и не собирался подслащивать пилюлю. Приподняв голову моего отца и посмотрев на него, он огорченно сплюнул на землю и произнес:

— Ну что тут скажешь?

— Вы могли бы рассказать мне, как это случилось.

— Это «случайно» вышло.

— Прямо-таки и «случайно»?

— Ну, если честно… Твой отец притормозил на красный. Потом зажегся зеленый, но машина перед ним не сдвинулась с места. Это был автомобиль офицеров в штатском: Ороско и Медина патрулировали улицы, и им пришлось заниматься бездомной женщиной. Светофор уже несколько раз поменялся с красного на зеленый, но машина продолжала загораживать движение. Твой отец не выдержал и поехал на красный свет, объехал полицейских, крикнув в их адрес что-то, а офицер Ороско выписал ему штраф и сделал строгое предупреждение. И тогда твой отец сказал…

— «Либо штраф, либо предупреждение, вы не имеете права на то и другое одновременно». Это слова Билла Рассела[38].