Продажная верность

— Я зациклился на тебе, Джиневра. Ты привыкнешь. Это будет сильнее, чем любые притязания, с которыми ты сталкивалась, — моя рука перемещается с ее спины, я обхватываю обнаженную грудь, продолжая целовать шею.

Мой член мгновенно твердеет, и я прижимаюсь к ней. Она резко вдыхает, чувствуя, что делает со мной.

Она извивается в моих объятиях, и я ослабляю хватку, ожидая, что Джин придет в себя, но вместо этого она обхватывает мой член. Я закрываю глаза и пытаюсь не застонать.

— Я не могу быть твоей исцелением, — уязвленно бормочет она.

— Я не исцеляюсь. Я никогда не любил Кариссу, — поднимаю Джин на руки, и ее ноги так естественно обхватывают меня.

— Никогда? — спрашивает она с оттенком недоверия.

— Я отказываюсь быть вторым после кого бы то ни было.

Ее пальцы проскальзывают под мою футболку и ведут вверх по животу, мои мышцы сокращаются от этого движения, прежде чем она начинает играть с моим маленьким соском. Боже, она совершенна.

Мы продолжаем целоваться, и я веду нас к дивану. Ее ноги задевают его, и я игриво толкаю ее вниз. Она падает на спину, растянувшись, ее глаза полны вожделения.

— Думаю, ты все еще в шоке, — не могу поверить, что говорю это, но я буду чувствовать себя мудаком, если она подумает, что я воспользовался ею. Она вновь выстроит свои стены.

— Если ты не… — она пытается сесть, и я ненавижу уязвимость в ее голосе, — если ты не хочешь меня…

— Джиневра. Я нахожу тебя невероятно красивой. Конечно, я хочу тебя, — спускаю штаны, и мой член подпрыгивает, — вот что ты делаешь со мной.

Я обхватываю член, поглаживая его, пока мой взгляд скользит по ее телу. Моя одежда слишком велика для нее, но она все равно выглядит красивой.

Когда мой взгляд возвращается к ее лицу, она смотрит на мою руку, обхватывающую член, разглядывая металл на головке.

— Это называется пирсинг «Принца Альберта», — я делаю еще одно движение. Комната трещит от энергии и желания, мое обычно оцепеневшее сердце колотится так, как никогда раньше.

— Сними с меня футболку, Джиневра, — требую я грубым от вожделения тоном. Она встает и хватается за нее. Ее руки дрожат, когда она поднимает ткань над моим животом и над головой. Я жажду повторения тех поцелуев, — хорошая девочка, — хвалю я, и она награждает меня застенчивой улыбкой.

Я наклоняюсь и впиваюсь поцелуем в ее губы. На вкус она как клубника, и я стону, когда она открывает рот, позволяя моему языку проникнуть внутрь. У меня текут слюнки от возможности увидеть ее без всяких барьеров.

— Теперь сними свою футболку, — она не торопится, но делает то, что я прошу. Ее сиськи круглые и пышные, умоляющие мой рот прикоснуться к ее розовому соску.

Мои пальцы цепляются за резинку штанов, которые на ней надеты.

— Можно я и это сниму? — она кивает. — Мне нужны слова, Джиневра.

— Да, — выдыхает она.

Я сдвигаю свободно висящую ткань вниз, пока она не остается в одних трусиках. Ярко-розовых атласных стрингах.

Замираю, завороженный ее изящным телом, она ухмыляется, словно знает, что все контролирует, хотя приказы отдаю я.

Просовываю пальцы в ее трусики и стягиваю их вниз. Я опускаюсь перед ней на колени, желая подарить ей удовольствие, уверить ее, что не все в моем мире мрачно. Я хочу, чтобы ей было хорошо, чтобы воспоминания о сегодняшнем вечере стерлись из памяти.

Раздвигаю ее ноги, любуясь ее киской, и мне не терпится трахнуть ее, но не сейчас. Не раньше первой брачной ночи.

— Сколько людей лизали эту киску раньше? — я облизываю ее, вдавливая язык, ее колени смыкаются вокруг моей головы, а пальцы путаются в моих волосах. Ее реакция — это все. Я лижу ее снова, но на этот раз щелкаю языком по клитору. Мои движения быстры, и ее пальцы сильно хватают мои волосы.

— Никто, — отвечает она. От ее слов у меня щемит сердце. Черт возьми, никто не имел ее раньше.

— Кто-нибудь трогал эту киску раньше? — это сводит меня с ума.

Она колеблется, и мое сердце учащенно бьется. Я жду, когда она назовет имя, но она отвечает: — Никто, кроме тебя.

— Сядь на диван, раздвинув ноги, — требую я.

Она делает, как я сказал, робко раздвигая ноги. Мои руки блуждают вверх-вниз по ее икрам. Ее кожа гладкая, теплая и красивая. У нее самая красивая мокрая пизда, которую я когда-либо видел.

Я вознаграждаю ее, снова облизывая клитор. Она стонет, когда я трахаю ее ртом, и мой член умоляет меня об этом же.

— Назови мое имя, — требую я, просовывая в нее два пальца, и возвращаясь к клитору, посасывая его. Она прерывисто дышит, ее ноги не могут оставаться неподвижными. Такое ощущение, что ее ноги зажали мою голову в тиски, и это самое лучшее место, в котором я когда-либо мог оказаться.

Она стонет, не давая мне того, чего я хочу. Ее бархатные стенки сжимают мои пальцы, и я останавливаюсь: — Если хочешь кончить, лучше назови мое имя.

Невозможно отрицать, что она хочет меня, а я хочу, чтобы она вернулась за добавкой. Я не потерплю, чтобы она притворялась, что не хочет этого.