Она замирает, изучая мое лицо, чтобы убедиться, что я говорю правду. Мгновение она колеблется, прежде чем ответить: — Спасибо. Я ненавижу это платье. Оно колючее и странно пахнет. Мама заставила меня надеть его.
— Не могу представить, чтобы кто-то заставлял тебя что-то делать, — размышляю вслух.
Наши ноги снова начинают кружить по танцполу, и я чувствую себя странно расслабленным. Последние несколько припевов спеты, и я понимаю, что не хочу, чтобы песня заканчивалась. Музыка прерывается, и я позволяю Джин отойти от меня.
— Счастливого шестнадцатого дня рождения, Джин.
Она улыбается мне: — Спасибо, — она уходит, но поворачивается и добавляет: — Извини, что испортила твой костюм.
Я пожимаю плечами: — Держу пари, оно того стоило.
Она смеется, и этот звук делает что-то странное с моим сердцем.
— Да, стоило. Видел бы ты свое лицо.
Это не должно вызывать на моем лице чертовски глупую улыбку, но вызывает. Моя кожа растягивается настолько, что мышцы лица болят. Что такого в этой девушке, что я так люблю ее доставать?
СПОР
Сорен
8 лет
Самое лучшее в семейных каникулах — то, что я могу всю неделю провести со своим лучшим другом. Я крадусь по лестнице, грохот грома заглушает мои шаги, когда смотрю вниз с лестничных перил на наших отцов с благоговением и завистью. Как и мы с Джудом, наши отцы — лучшие друзья.
Джуд обычно был бы со мной, но его плакса-сестра Джиневра цепляется за него из-за грозы. Невесело, когда его нет рядом.
Я наблюдаю за тем, как наши отцы чокаются бокалами.
— Выпьем за то, чтобы мы захватили власть, когда старик умрет, — объявляет Джузеппе, отец Джуда, когда они стоят, собирая дротики на круглом высоком столе.
Мой дедушка лежит в больнице, и я очень надеюсь, что он не умрет. На моем лбу появляется хмурая складка от растерянности, когда я не могу понять, кто мне лжет. Клянусь, мама сказала, что с ним все будет в порядке. Мне нравится, как он рассказывает мне о своих днях в Италии, когда он был моложе. Но больше всего я люблю его истории об игре в кости и о том, как ему приходилось собирать деньги, даже когда люди не хотели ему платить.
Их голоса громкие, доносятся до второго этажа, где все мы, дети, должны спать. Мои старшие братья уже вылезли в окно, а младшая сестра может проспать все, что угодно. Я наблюдаю, как появляется мама Джуда, упирая руки в бедра и приказывая отцам вести себя тише.
Они отмахиваются от нее и начинают свой типичный балаган.
— Спорим, я попаду в любое место на мишени, на которое ты укажешь, — хвастается мой отец, гордо выпячивая грудь.
Я хихикаю, уже зная порядок действий. Они оба акулы дартса, бильярда и карточных игр. Именно так мы все оказались здесь, в этом домике. Они выиграли неделю в этом месте, заключив пари.
С каждым броском дротика они увеличивают ставку. Я вижу, как мой отец спотыкается о собственные ноги, и его дротик летит на несколько дюймов левее того места, куда он должен был попасть.
— Все или ничего! — кричит он.
Отец Джуда, Джузеппе, никогда не сдается, и сейчас не собирается.
— По рукам.
Я обхватываю одной рукой деревянную перекладину, прижимаясь лицом к ней, и скрещиваю пальцы на другой руке, стараясь принести отцу удачу. Как я и думал, он попадает в яблочко.
— Чушь собачья! — кричит Джузеппе.
Мой отец смеется, хлопая его по плечу: — Ты должен мне пять тысяч долларов.
— Все или ничего.
Мой отец качает головой: — Нет, это уже слишком. Но как насчет того, чтобы поставить на кон этот никчемный патент, который у тебя в заднем кармане?
Я сижу прямо, наблюдая, как Джузеппе достает из кармана бумагу и разворачивает ее. Я наклоняю голову, чтобы получше разглядеть ее, не сводя глаз с наших матерей. Если бы Джуд был здесь, я знаю, он бы побежал и рассказал им об этом. Его мама всегда просит его быть ее глазами и ушами.
Оглянувшись через плечо, я вижу, что он все еще не вышел из комнаты. Интересно, заснул ли он?
— Ты всегда был киской. Притворись, что я никогда не спрашивал, — говорит мой отец, отодвигая от себя бумагу.
У отца Джуда такой взгляд. Я знаю этот взгляд. Он не собирается отступать.
— Мы оба знаем, что я не сучка. Назови ставку. Я единственный человек, который не боится проиграть тебе.
— Джузеппе, не будь дураком. Я выиграю, и тогда тебе не с чем будет наседать на меня.
Он толкает моего отца: — Что это, блядь, значит?
Отец толкает его в ответ: — Это значит, что ты будешь чертовым идиотом, если позволишь мне уйти с этой бумажкой.
— Назови ставку.
Мой отец пожимает плечами, засовывая руки в карман: — Кто поймает самую большую рыбу?
Я фыркаю при мысли о том, что эти двое отправятся на рыбалку посреди ночи, и закрываю рот рукой, чтобы подавить хихиканье.
— Ты же не думаешь, что я выиграю, — Джузеппе смотрит прямо в лицо моему отцу. У них обоих сердитые лица. Если они испачкают ковер кровью, наши матери на них накричат.
— Я думаю, ты пьян и дурак. Иди и согрей постель своей жены, — мой отец пытается отмахнуться от Джузеппе, но отцу Джуда это не нравится.
Он снова хлопает по листу бумаги: — За самую крупную рыбу.