Девушки вышли из ванной. Нина навалила себе еды в тарелку и уселась рядом с Матиасом на диване. Затем сложила одну из вафель пополам и откусила большой кусок, шевеля пальцами ног от блаженства.
– Прости, Матиас, – сказала она с полным ртом. – Я решила сбежать с отцом Джеспера. Он обеспечивает меня вкусностями, я к ним уже привыкла.
Инеж сняла тунику и оставила лишь стеганую жилетку, оголив свои коричневые руки. На ее плече, предплечьях, правом бедре и левой голени были перевязки из кусков полотенца.
– Что с тобой случилось? – поинтересовался у нее Джеспер, вручая отцу чашку кофе на тонком блюдечке.
Инеж устроилась в кресле неподалеку от Кювея, сидевшего на полу.
– Завела новую знакомую.
Джеспер распластался на диванчике, а Уайлен занял стул, поставив на колено тарелку с вафлями. В обеденной комнате находился прекрасный стол и стулья, но, судя по всему, никто не проявил к нему интерес. Только Колм ушел туда вместе с кофе и бутылкой коньяка. Каз остался у окна, и Уайлен гадал, что же такого увлекательного он увидел в окне.
– Итак, – продолжил Джеспер, подсыпая сахар в кофе, – что, черт возьми, там произошло, помимо того, что Инеж завела новую подружку?
– Давайте-ка посмотрим, – отозвалась Нина. – Инеж упала с двадцатого этажа.
– Мы проделали огромную дыру в потолке обеденного зала моего отца, – вставил Уайлен.
– Нина может воскрешать мертвых, – добавила Инеж.
Чашка Матиаса стукнулась об блюдце. Оно выглядело нелепо в его огромных ручищах.
– Я не могу их
– Ты серьезно?! – изумился Джеспер.
Инеж кивнула.
– Я все видела собственными глазами, хотя и не могу этого объяснить.
Матиас нахмурился.
– Когда мы были в равкианском квартале, ты умудрилась притянуть кусочки костей.
Джеспер сделал большой глоток кофе.
– А как же домик на озере? Ты контролировала ту пыль?
– Какую пыль? – полюбопытствовала Инеж.
– Она не просто убила стражника. Нина удушила его облаком пыли.
– Неподалеку от дома Хендриксов есть фамильное кладбище, – сказал Уайлен, вспоминая огороженную делянку, упиравшуюся в западную стену. – Что, если пыль была… ну, костями? Останками людей?
Нина отставила тарелку.
– Вы почти отбили у меня аппетит, – затем снова взяла ее. – Почти.
– Вот почему ты спрашивал, может ли парем изменить силу гриша? – обратился Кювей к Матиасу.
Нина посмотрела на него.
– А что, может?
– Я не знаю. Ты приняла наркотик лишь раз. Пережила ломку. Ты – редкость.
– Повезло мне.
– Неужели все так плохо? – спросил Матиас.
Нина собрала крошки с колен и вернула их на тарелку.
– Цитируя одну блондинистую гору мышц – это неестественно. – Ее голос лишился радостной теплоты. Девушка просто выглядела грустной.
– Может, и так, – ответил Матиас. – Разве корпориалы не называют себя Орденом Живых и Мертвых?
– Сила гриша не должна работать подобным образом.
– Нина, – ласково позвала Инеж. – Из-за парема ты оказалась на грани смерти. Может, ты прихватила что-то с собой?
– Ну, сувенирчик так себе.
– Или, возможно, Джель погасил один свет и зажег новый, – предположил фьерданец.
Нина покосилась на него.
– Тебя что, по голове стукнули?
Он взял ее за руку. Уайлен внезапно почувствовал, будто он вторгается во что-то личное.
– Я благодарен, что ты жива, – сказал Матиас. – Благодарен, что ты со мной. Я благодарен, что ты
Девушка опустила голову ему на плечо.
– Ты лучше, чем вафли, Матиас Хельвар.
Губы дрюскеля изогнулись в слабой улыбке.
– Давай не будем кидаться словами, которые не подразумеваем всерьез, любовь моя.
Кто-то легонько постучал в дверь. В ту же секунду все потянулись за оружием. Колм замер в кресле.
Каз жестом показал ему оставаться на месте и бесшумно подошел к двери. Затем посмотрел в глазок.
– Это Шпект.
Все расслабились, и Каз открыл дверь. Отбросы молча наблюдали, как парни быстро перешептываются; потом Шпект кивнул и направился обратно к лифту.
– С этого этажа есть доступ к часовой башне? – спросил Каз у Колма.
– В конце коридора. Я туда не поднимался. Лестница слишком крутая.
Каз ушел, не произнеся больше ни слова. Все с минуту смотрели друг на друга, а затем последовали за ним мимо Колма, наблюдавшего за ними усталыми глазами.
Когда они прошли к концу коридора, Уайлен понял, что весь этаж был под стать роскоши номера. Если он и умрет, то, наверное, это не худшее место, чтобы провести последнюю ночь.
Один за другим они взобрались по винтовой железной лестнице к часовой башне и вышли через люк. Комната наверху была большой и холодной, и большую ее часть занимал гигантский часовой механизм. Четыре циферблата приглядывали за Кеттердамом и серым рассветным небом.
На юге поднимался шлейф дыма от острова Черной Вуали. Посмотрев на северо-восток, Уайлен увидел Гельдканал, лодки пожарной бригады и городскую стражу, окружавшую территорию дома отца. Он вспомнил шокированное выражение лица Яна Ван Эка, когда они приземлились на середину обеденного стола. Не будь тогда Уайлен так напуган, он бы разразился смехом. «Именно стыд пожирает людей целиком». Жаль, что они не подожгли весь дом.