Проделка в Эрмитаже

Недавно в городе Бордо
Я видел ласточки гнездо.
Оно лепилось под балконом
Богатого особняка
Каким-то чудом беспардонным,
Как домик негра-бедняка.
Стоял февраль. Ветра сырые
Меня хлестали по щекам,
И ласточек крыла косые
Синь неба стригли где-то там —
Над Чадом или Титикакой…
А здесь – здесь мерзли все собаки.
Мой спутник – умненький французик —
Сказал, что брошено гнездо,
И – прагматичный карапузик —
Мне предложил глотнуть бордо.
Я подчинился и в бистро
Вошёл, чтобы согреть нутро.
Там обыватели сидели,
Творя обычный свой театр,
И на экран в углу глядели:
Футбол – могучий психиатр.
Но я клянусь вам девой Жанной,
Я носом Гоголя клянусь,
Клянусь самой небесной манной
(Я клятв любых не побоюсь):
Гнездо отнюдь не пустовало!
Клянусь, я видел это сам:
Там ласточка зазимовала —
В Бордо, где место только псам!

Аскет

Город Рим стоит на семи холмах.
В катакомбах под ними сидит монах.
Он говном от макушки до пят пропах.

Его имя Джорджио, он – аскет,
Он пердит и срёт уже сорок лет.
«Еретик!» – говорит о нём целый свет.

Римский папа аскета не признаёт,
Говорит, что Джорджио – идиот,
Но монах-то считает наоборот.

Кардиналы врут, что он копрофил,
Ему вход в музеи префект запретил,
Пресса брешет, что воздух он отравил

В Риме. Но аскету на это насрать!
Он монах, но философ, аскет, но блядь.
Это сложно, но всё же можно понять.