Проделки Джинна (авторский сборник)

— Неужели вам не надоело друг друга бояться? — мягко спросил его Захаров. — Тебя же все равно убьет такой же вот охотник, а сердце отнесет вашему Хареллу. Ты жреца видел? — Фенянин молча разглядывал свою обувь. Он прожил очень долгую жизнь, и каждый из вас мог бы прожить столько же. Убивая, вы роете себе могилу. Наше оружие намного сильнее, но мы не воюем. Мы давно… — Какое–то непонятное чувство заставило Захарова обернуться. Метрах в ста один из молодых Биларов целился в него из пульсатора. Реакция была мгновенной.

Оттолкнув старшего Билара от катера, Захаров упал на землю и быстро откатился в сторону. Одновременно с этим послышался хлопок. Катер хрустнул, как сломанное дерево, и, подпрыгнув, ударился о стену дома. От стоявшего рядом пленного осталось лишь темное пятно на расплющенном металле.

Выхватив пульсатор, Захаров, почти не целясь, выстрелил. Угол дома, откуда выглядывал фенянин, исчез в облаке пыли, а затем рухнула и вся стена.

Старший Билар был жив. Он лежал в двух метрах от Захарова и с ужасом смотрел, как пыль подхватило ветром и швырнуло на площадь.

— Гавличек, — прошептал Захаров и уронил голову на руки.

Спасательный катер должен был прилететь с орбиты планеты с минуты на минуту. Стоя у края воронки, Захаров откинул шлем. Рядом, понурившись, стоял старший Билар.

— Прощай, Билар, — тихо проговорил Захаров. — Костюм можешь оставить себе. Он тебе еще пригодится. Попробуй объяснить людям, что надо делать. Ты мудрый человек, они тебя поймут.

На горизонте возникло темное пятно, которое быстро увеличивалось в размерах.

— И не надо так приветствовать друг друга, — продолжил Захаров.

— Жизнь нам дарят наши родители, а не жадные охотники за чужими жизнями. Родителей и благодарите.

На прощанье фенянин положил руку на плечо Захарову.

— Прощай. Я сделаю, что смогу, — пообещал Билар и, немного поколебавшись, добавил: — Я дарю тебе жизнь.

Праздник

В пятницу вечером после работы Павел Васильевич Урусов, как всегда, торопился домой. Он ушел на полчаса раньше, чтобы успеть накрыть на стол, принять душ и переодеться. Урусов шел домой самым коротким путем — через заснеженный пустырь, который был засажен чахлыми, почти не видимыми в темноте деревцами. Жестяные коробки автомобильных гаражей, напоминающие восточные мазары, стояли здесь как попало и на снегу угадывались лишь благодаря фиолетовым теням.

На губах Павла Васильевича блуждала легкая улыбка от предвкушения праздника, а голова была занята предстоящими приготовлениями. «Может, не надо Ивана? — думал Урусов. — В прошлый раз он напился, пришлось тащить его в ванную… А с другой стороны, рассказчик он неплохой…»

Домой Урусов попал без нескольких минут шесть, а значит, до появления гостей оставалось чуть больше часа. Павел Васильевич быстро вымыл несколько крупных картофелин и поставил их вариться. Затем он заправил майонезом заранее приготовленный салат, порезал колбасу, сыр и открыл несколько баночек овощных и рыбных консервов.

Когда почти все угощение перекочевало из кухни в комнату, Урусов расставил посуду и приборы. Затем окинул взглядом праздничный стол, и, как всегда, ему показалось, что закуски мало. Правда, по опыту Павел Васильевич знал, что после праздника он будет доедать остатки всю неделю, то есть до следующей пятницы.

Быстро сполоснувшись под душем, Урусов надел свежую сорочку и поменял носки. Когда до семи оставалось не более пятнадцати минут, Павел Васильевич вышел в прихожую, расправил стремянку и достал с антресоли большую картонную коробку.

В комнате Урусов уселся на диван, поставил перед собой коробку и раскрыл ее.

Ольгу Борисовну Павел Васильевич надувал всегда первой. Это была его любовь, а потому он накачивал ее воздухом с особым удовольствием. С Ольгой Борисовной Урусов познакомился три года назад в центральном универмаге, и она сразу так понравилась ему, что он простоял у прилавка часа два, то есть до самого закрытия. Павел Васильевич не ошибся: Ольга Борисовна оказалась удивительно мягкой, тонко чувствующей женщиной, и в силу последнего обстоятельства он никак не решался сделать ей предложение, считая себя не вполне достойным этой благородной женщины. И только в последние полгода между ними наладились более или менее близкие отношения: Урусов решился нежно пожать ей руку, затем она позволила себя обнять, а еще через пару встреч они наконец поцеловались. Правда, и это пока что был чисто дружеский поцелуй. Во всяком случае, оба придавали ему именно такое значение, а Павел Васильевич объяснял это себе тем, что они умышленно сохраняют некую дистанцию, чтобы придать их отношениям хотя и не модный, но такой приятный романтизм.

Закончив с Ольгой Борисовной, Урусов усадил ее во главе стола, рядом со своим стулом и принялся надувать остальных.

Когда все гости, кроме одного, были рассажены по местам, Павел Васильевич достал из коробки Ивана, накачал его воздухом и отнес в прихожую. Там он прислонил Ивана к двери и отправился на кухню за спиртным.