Проделки на Кавказе

- Как я рада, что, наконец, опомнилась! Какому раз­вратному человеку я было вверила себя, какому неблаго­дарному! Никогда себе этого не прощу. Перед какою ак­трисою вы становились на колени? Я это видела, не отпи­райтесь.

— Послушай, Лиза! Мне отпираться нечего, я тебе был верен всегда; теперь же ты сама мне объявила, что мы рас­стаемся, стало быть, ты не имеешь более ни малейшего права требовать отчета в моих поступках! Я к тебе истин­но привязан и верно не подавал повода называть себя не­благодарным. Если бы ты сегодня прочла мое письмо, ты это увидела бы. Я просил твоего совета, ты мне его не да­ла; теперь уже поздно. Я стремился покинуть отечество, родных, все для тебя, и по нашему условию ехать в Ита­лию; но решено иначе. Я выхожу в отставку, родители ме­ня отправляют путешествовать на Восток.

— Да, ты мне всегда был верен! А Китхен? Что на это скажешь? Я знаю твое оправдание: ты шутил! Не стыдно ли, шутя, соблазнять беззащитную девушку? Если она даст­ся в обман и сердцем привяжется к тебе, что ты ей ска­жешь? Как сметь презирать до такой степени пол, к кото­рому я принадлежу? А меня ты уверяешь, будто привязан ко мне. Если бы ты чувствовал, что говоришь, так уважал и почитал бы меня во всем моем поле.

— Ошибаешься, Лиза! Я не то скажу, а напомню мои всегдашние мольбы к тебе отдалять от себя мужчин, менее стараться им нравиться. Чувство мести, ревности внушило вчера мое поведение с Китхен.

— Стыдись! К кому меня ревновал — к родному брату! Каковы должны быть правила человека, у которого рожда­ются такие подозрения? Не стараться нравиться мужчи­нам,—ты меня просил? Ужели ты полагаешь, я тебе бы нравилась, и ты продолжал бы за мной ухаживать, если б увидел, что никто меня не замечает? Нет, видя меня поки­нутою, не обращающею ничьего внимания, ты покинул бы меня. С того же дня я стала бы тебе в тягость, сделалась несносною, надоела бы неблагодарному. Любя тебя, желая сохранить твою привязанность, я стараюсь пленять собою людей, быть окруженной мужчинами; а ты упрекаешь меня этим, ты, которого я одного отличаю среди всей этой нич­тожной толпы!

— Лиза, прости меня, забудь прошедшее; виноват! Ска­жи скорее, простила ли ты меня? Твой проклятый пуфинь­ка вышел из ложи, сейчас сюда придет. Нам надо непре­менно видеться, дело важное! Когда же и где?

Елизавета Григорьевна» взглянув на директорскую ложу и видя, что муж ее уже вышел, поспешно отвечала:

— Послезавтра на Кузнецком мосту, в два часа попо­лудни. Завтра я больна; на другой день утром пошлю про­сить модистку привезти мне новый корсет и бальное платье. Она должна отказаться под . каким-либо предлогом. Я с пуфинькою приду в магазин, модистка попросит меня в свои комнаты примерить корсет и платье; будет переши­вать то и другое, а его отправит.

Послышались шаги. Она прибавила:

— Хорошо, Николай Петрович, если послезавтра оста­нусь на бал до мазурки, то буду ее с вами танцевать.

Илья Денисьевич вошел, поблагодарил Николашу и из­винился, что долго его задержал в ложе. Того требовала учтивость. Пустогородов, посмотрев на часы, сказал:

— Ах, опоздал! Я дал слово быть в десять часов в од­ном месте, а теперь скоро одиннадцать.—Потом встал и откланялся.

На другой день утром Елизавета Григорьевна не вста­вала; она была нездорова, имела сильный мигрень. Доктор пощупал ей пульс, прописал нюхательный спирт и какое-то лекарство и ждал, покуда все принесут.

Между тем Елизавета Григорьевна спросила у докто­ра, скоро ли будет свадьба его дочери, и получила ответ, что еще дело не решено.

В первом часу Николаша вошел в модный магазин на Кузнецком мосту к мадам Комплезанс. Несколько покупа­тельниц занимали толстую, краснощекую, затянутую в кор­сет, с лишком сорокалетнюю хозяйку. Когда она поотделалась, подошла к Николаше и спросила, что ему угодно.

— Мне из провинции прислали деньги, чтобы по этому реестру я накупил женских уборов; вот вам деньги, возь­мите на себя труд комиссии.

Содержание реестра было: «Завтра в два часа пополуд­ни мне надо иметь свидание с известною вам особой, прошу одолжить ваши комнаты. Теперь меня вызовите, мне нужно - с вами переговорить».

Мадам Комплезанс объявила, что у нее все это есть, с радостью берет комиссию и просила Николашу войти в ее комнату взглянуть на вещи.

Николаша вышел из магазина и наедине передал ей все, что Елизавета Григорьевна ему сказала о плане для свидания. Дело решено.

Елизавета Григорьевна целый день пролежала, не ду­мала даже выезжать. На другое утро лекарство принесло пользу: она хорошо спала ночь, встала как встрепанная я послала карету за мадам Комплезанс, чтобы привезти ей корсет и несколько платьев на выбор для вечернего бала она еще сидела за чайным столом со своим благоверным супругом, когда официант пришел доложить, что карета воротилась, а мадам не приехала но причине болезни.