Проделки на Кавказе

— Послушайте! Долго ли вы будете своевольничать? У себя в станице делайте с сотней что хотите — это не мое дело; но здесь, когда вы вошли в состав моей команды, я не позволю делать все, что вам вздумается. Вы пришли сюда с двумястами пятнадцатью казаками: извольте мне сказать, сколько их теперь у вас налицо?

— Много в расходе, капитан! То нарочными отправле­ны, то на постах...

— Не о том я вас спрашиваю. Сколько вы отпустили казаков домой?

— Сегодня двадцать человек.

А кто вам позволил?

— Помилуйте, капитан! Я обязан вникать в положение казака моей сотни; я взял наскоро из станицы кого попало, а теперь отпустил худоконных, бедных и одиноких; вмес­то же их велел выслать доброконных и достаточных.

— Во-первых, вы не должны были отпускать ни одно­го человека без моего ведома, потому что вы здесь пока­мест не начальник сотни, а офицер, состоящий под моею командою. Я ваш сотенный командир —пора вам службу знать, то есть исполнять, потому что вы ее знаете. Во- вторых, вы отпустили не худоконных и не бедных, а тех, кто заплатил, вам по рублю серебром. За что извольте сдать вашу часть Пшемафу, а сами останетесь в моей сот­не без команды. О вашем, же поступке я представлю. Только за этим и звал я вас.

Напрасно, капитан! Я не брал по рублю серебром с казака; вам ложно донесли. Если когда-либо и воспользу­юсь—войдите же в мое положение: вот .год, как я про­изведен; обмундировка мне стоила 350 рублей; за лошадь заплатил 250 рублей —она в пух уже разбита; мундир — вы видите. Прошлую осень я конвоировал генерала 28 верст; скакали во всю конскую мочь; солнце палило, пыль вилась столбом; когда мы подъезжали к станции, пошел сильный дождь, бурки я не смел надеть —и вот как отде­лал мундир; между тем к инспекторскому смотру должен сшить новый —так от нас требуется. Состояния у меня вовсе нет, это вам известно, а должен одеть, прокормить жену и четверых детей; получаю я всего 16 рублей ассигнациями годового жалованья: как прикажете быть? Хорошо вашему старшему уряднику, который смолоду догадался, отперся, что знает грамоту — теперь ему и горя мало! Хотят представить в офицеры —нельзя: грамоте не знает, а он лучше меня пишет, только скрывает, не хочет быть офицером. Он предпочитает остаться бедным, да честным. Воля ваша, вы можете меня представить, но войдите же в мое положение!

— Это не мое дело. Я должен иметь вверенную мне часть в надлежащем виде, иначе могу сам попасть под ответственность. Полковник будет иметь право взыскать с меня. Теперь судите сами, приятно ли за других отвечать? Дай бог и за себя не подвергаться неприятностям!

— Что ж мне делать, капитан? Помогите.

— Я не могу и не желаю вам помочь; ваш поступок довольно черен, чтобы подавить всякое сожаление. Советую вам идти просто к полковому командиру, объявить ему, что я отнял у вас часть, сознаться в вине своей и просить на этот раз пощады. Наш полковой командир почтенный человек, с ним стыдно не быть откровенным. О поступке вашем, во всяком случае, он будет знать, ибо я никак этого не скрою.

Александр Петрович вышел в столовую и, обращаясь к черкесу, сказал:

— Пшемаф! Тотчас после обеда вы примете от хорунжего людей; да велите старшему уряднику приготовить от меня донесение к полковому командиру о числе казаков, своевольно отпущенных офицером, и просить распоряжения полковника, чтоб возвратили нам людей.

Потом он поклонился офицеру, который вышел вон.

— Какой мошенник!—заметил Александр Петрович Пшемафу.

— Как вам его не жаль?—отвечал последний,— он; так беден, к тому же молодец в деле.

Вы мне не говорите о нем. Я знаю, он беден и из лучших боевых офицеров в полку, так пускай же будет и честен, а не взяточник. Прошу вас поверить казаков его сотни как можно точнее и объявить старшему уряднику, ежели он скроет хотя одного человека — дешево со мною не разделается. Между тем в нашей сотне прикажите узнать обо всем подробно; наш старший урядник — вот честный человек, и в деле никому не уступит!

      - Отчего ж этому бедняку не помогает полковой командир?—спросил Николаша.

— Чем прикажешь?—отвечал Александр,— ведь с ка­зачьего полка ровно ничего не получишь; между тем как жалованье одинаковое, столовых денег втрое меньше, чем в регулярных полках.

— Тотчас после обеда Пшемаф ушел.