Проделки на Кавказе

Вот если б негодяя Шерет-Лука отправили на тот свет, тогда бы и дело с концом. Пшемаф взял бы арбу*, просто приехал в деревню, посадил бы в нее Куле и женился.

Арба — повозка на двух колесах, употребляемая туземцами на Кавказе.

Ты знаешь, Мустафа, как опасно не только убить, но даже ра­нить владетельного князя. Все подвластные его объявят тебе тотчас канлу, везде станут искать и, наконец, когда найдут, не оставят в живых. Если б можно было свести Шерет-Лука с Шан-Гиреем, так один другого уж непремен­но уходил бы —у них давнишняя вражда. Между тем они равные князья, стало быть, могут резаться сколько угодно.

Мустафа склонил, наконец, разбойника на похищение Кулле за очень умеренную цену. Али-Карсис требовал день­ги тотчас, обязуясь в случае неудачи возвратить их назад. Он хотел получить их в тот самый день, потому что видел сон, предвещавший ему хорошее, и не желал обмануться в своих надеждах. Но кабардинец не имел с собою денег и потому предложил карамзаде ехать с ними в станицу. Раз­бойник недоверчиво посмотрел на него и спросил: не хотят ли они выдать его русским? Мустафа клялся, что никто его не тронет; Пшемаф уверял, что сам полковник очень же­лает его видеть. Разбойник отвечал:

— Точно хочет! Этот полковник честный и хороший че­ловек! Я могу без опасения к нему ехать; к тому же я ви­дел хороший сон, нынче счастливый для меня день! Согла­сен, еду! Только возьму с собою одного товарища.—И об­ращаясь к находившемуся тут черкесу, приказал привести лошадей. Покуда последний побежал за мыс, они спусти­лись втроем к речке, разделись, совершили омовение и ста­ли класть намаз.

Вскоре привели разбойнику статного, серого коня в яб­локах, вывезенного, как скаковая лошадь, с большими уша­ми, сухожилою головою, словом — со всеми статьями, со­ставляющими ценность и достоинство лошади. Али-Карсис отозвал в сторону пришедшего товарища, поговорил с ним вполголоса, осмотрел кремни и полки своего ружья, равно и у пистолетов, обвешанных кругом пояса, шомполом ощу­пал, не выкатились ли пули, и, наконец, лениво взобрался на коня. Но едва сел он в седло, как вмиг оправился, за­махнулся плетью по воздуху, и конь понесся стрелой. Про­скакав несколько шагов, всадник остановился, круто по­вернул лошадь на передних ногах, заставил ее откинуть зад и дал вздохнуть, опять замахнулся плетью и повторил то же. После того шагом поехал он вместе со спутниками. То­варищ его на красивом, также надежном коне проделал то же, но не столь ловко, присоединился к ним, и все вместе поехали по направлению к Кубани.

Разговор между всадниками не был занимателен. Пред­метом его были воспоминания боевые. Черкесы, как и ка­заки, когда едут по стране, где каждое место напоминает им какое-нибудь воинское событие, разговаривают между собою о сражениях, указывают на места, где некогда бы­ла погоня, где прорыв. Али-Карсис указал место, где убит один из его товарищей, и восхвалял достоинства покойника. Рассказывал, на каком месте погоня настигла его и как отчаянно он защищался. Пшемаф, со своей стороны, гово­рил о своих похождениях во время преследования хищни­ков. Таким образом, все четверо доехали до Кубани. Ка­бардинец требовал паром; покуда его затягивали по убере­гу, урядник в сопровождении двух казаков с переправного поста вмиг переехал реку на каюке* и, подошел к Пшема­фу, спросил:

— Как прикажете, ваше благородие: переправить этих азиатцев?

— Конечно, переправить.

— А как о них дать знать кордонному и полковнику?

— Послать Сказать, что я переехал с тремя кунаками, полковник уже знает.

— Слушаю, ваше благородие!

Каюк понесся обратно. Урядник махнул рукою паром­щикам в знак, что они должны ехать за приезжими.

Наши всадники переправились через Кубань и поехали к Пшемафу на квартиру. Вскоре пришел туда ординарец полкового командира просить Пшемафа привести к нему своего гостя.

Николаша сидел у полковника, когда ординарец возвра­тился с ответом, что Али-Карсис будет сейчас у него.

- Ну, Николай Петрович! Вы все расспрашивали о хищниках, вот теперь увидите первого закубанского раз­бойника, известного по всей линии и славящегося в горах. Он щадит мой полк, зовет меня хорошим полковником и давно уже обещал побывать у меня... только все не нахо­дил случая. Я надеюсь склонить его к миру с нами —черт возьми! Ведь славно было бы, только очень трудно: с од­ной стороны, по недоверчивости он не вдруг согласится на это, с другой — кордонный начальник зол на него и мстит ему, впрочем, черт побери! Что бог даст, то и будет! А правду сказать, молодец! Какой умный и отчаянный! Как он сумел заставить себя уважать единоземцами! О нем идет молва, будто пуля его не берет, будто он заговаривает их.

* Каюк — выдолбленное дерево, заменяющее лодку и имеющее чрез­вычайно быстрый ход на воде; гребцы стоймя гребут то с правой, то с левой стороны, смотря по надобности.

Разве не опасно пускать к себе такого человека, полковник?— спросил несколько смутившийся Николаша.