— За понтерками я сейчас пошлю в буфет.
— Нет, Грушницкий, оставь, пожалуйста; мы скоро кончим.
Адъютант сел возле одного из игроков и начал рассуждать, корча знатока. С первого разу он посоветовал соседу поставить карту, уверяя, что она выиграет: карта проиграла в соника. Игрок с негодованием просил Грушницкого молчать. Адъютант несколько времени оставался в безмолвии; сосед его продолжал проигрывать. Грушницкий опять начал советовать... игрок не слушал; между тем адъютант отгадывал карты, присовокупляя каждый раз:
— Видите! Зачем меня не послушались!
Наконец он назвал шестерку; тот поставил ее, удвоив куш. По второму абцугу она была убита. Игрок в досаде бросил колоду карт и, вставая, сказал:
— Это несносно! Нельзя играть, когда так надоедают!
— Что это значит, вы так кидаете карты? — воскликнул Грушницкий.— Я могу принять это за оскорбление.
— Принимайте как хотите, мне все равно!— отвечал игрок.—Мы с вами незнакомы.
— Знаете, что я могу вас заставить раскаиваться в этих словах?
— Пожалуйста, Грушницкий,—сказал Николаша,—не заводи ссор с моими гостями; они никак не думали тебя здесь встретить.
— Зачем же они меня оскорбляют?
«— Никто тебя не оскорбляет.
— Полно сердиться, Пустогородов!
Адъютант, по-видимому, всегда строптивый, не мог теперь выйти из себя, потому что Николаша метал банк и, стало быть, отчего зависело позволить пристать к игре. Глаза Грушницкого со страстью устремлялись на деньги; в эту минуту он готов был многое перенести от банкомета.
Отставший игрок ходил по комнате, куря трубку. Грушницкий, обращаясь к нему, спросил:
— Вы не будете более играть?
— Нет.
Адъютант сел на его место, взял понтерки и просил Николашу позволить ему пристать к игре.
— Пожалуй,—отвечал с досадою Пустогородов,—но только не бью карты менее двадцати пяти червонцев и то чистыми деньгами.
Грушницкий вынул кошелек, отсчитал двадцать пять червонцев и поставил шестерку; она выиграла в сониках; он пустил ее на пароли... в нетерпении встал и стоя ждал, на какую сторону она ляжет. Шестерка опять выиграла. Он поставил семерку на пе и, в надежде, что сто пятьдесят червонцев присоединятся к его двадцати пяти, начал бесноваться, повторяя: «Вот сейчас выиграет!» Карты падали.., не было семерки. Грушницкий, ударяя кулаком по столу, бранил виновную. Тщетно Николаша представлял ему, что на столе стоят карты, идущие в пятьсот червонцев; он ничему не внимал. Наконец банкомет побил все; понтеры отказались на эту талию: оставалась одна карта Грушницкого. Тут Николаша начал, меча, открывать сторону понтера, а свою оставлять темною. Адъютант, кипя нетерпением, умолял вскрывать и другую сторону; но хладнокровный банкомет продолжал молча,- по-своему, Вдруг Грушницкий воскликнул в восторге:
— Ай да семерка!.. Выиграла! Пожалуй деньги.
— Позвольте! Может, еще и убита! — отвечал спокойно Николаша и начал поодиночке вскрывать карты, лежавшие крапом вверх на стороне банкомета. Семерка Грушницкого оказалась убитой.
Грушницкий оттолкнул деньги так, что несколько червонцев покатилось на пол; бросил с досадою колоду понтерок... Тут несколько карт полетело на игроков; потом схватил себя за волосы, произнес несколько ругательств на себя и стал ходить взад и вперед по комнате. Никто не обращал на него внимания. Игра все продолжалась. Грушницкий присел опять к столу и, немного погодя, сказала
— Сделай милость, Пустогородов, позволь поставить карту.
— Нет, не позволю.
— Пожалуйста, позволь! Ну, что тебе стоит?
— Не могу с тобою играть, ты себя вести не умеешь. Видишь, как мы всю ночь сидим тихо, без шума, без бешенства!
— Право, более сердиться не стану. Позволь, сделай одолжение, только отыграть свои двадцать пять червонцев, Можно? Скажи, сделай милость!
— Отстань ради бога, Грушницкий! Не мешай нам.
— Ну, хорогбо1 Дометывай талию, а там, воля твоя, я поставлю.
Между тем адъютант начал про себя ставить карты из своей понтерной колоды.., они выигрывали.
Талия сошла. Пустогородов позволил Грушницкому играть. Но тут встретилась новая беда: у него не было двадцати пяти червонцев. Он умолял, чтобы позволили ему поставить десять.
— Пожалуй,— сказал Николаша,— но если так,
— Согласен,— отвечал Грушницкий и поставил.
Карта выиграла. Он усиливал куш и получил уже сто червонцев. Тут он поставил на неё двести червонцев и проиграл; однако ж вынес эту неудачу довольно благопристойно для человека сумасбродного и не знающего приличий, приобретаемых только в кругу хорошего общества: а в нем он никогда не бывал.
Грушницкий продолжал играть на последние десять червонцев, оставшихся у него в кошельке. Несколько карт сряду выиграли; вне себя от радости он опять поставил на пе двести червонцев и долго ждал; наконец желаемая карта легла налево.
— Пустогородов, давай деньги! — воскликнул он в восторге.
Но Николаша, вскрывая карту на стороне банкомета, хладнокровно отвечал:
— Плие!., по нашему уговору, все равно, что убита!— и с этим словом взял деньги.