Продлёнка

Конечно, Женя хочет в парикмахерскую. Продлёнка каждый день, а в парикмахерскую мама пускает редко. Мама очень организованная, всё у неё по минутам рассчитано. Она любит, чтобы каждый занимался своими делами. Женя пусть готовит уроки на продлёнке и убирает квартиру. Анька пусть качает в детском саду своих кукол. А сама мама стрижёт и причёсывает женщин.

И вот Женя в парикмахерской.

Яркий свет, большие зеркала — праздничное место, что говорить. В зеркалах отражаются разноцветные флаконы. А вон мамина лучшая подруга, тётя Зоя, как всегда хмурая. Увидела Женю:

— Вера, твой портрет пришёл.

Все засмеялись, и Женя засмеялась.

Она правда похожа на маму, только светлая, а мама чёрненькая. Обе глазастые, тонкие шеи, а губы пухлые, как будто обиженные.

Нестриженые женщины называются здесь клиентками, они сидят в очереди у двери. Женя сразу проходит в зал — ей нечего сидеть под дверью, пусть там сидят те, у кого мама не работает в парикмахерской.

Женя садится в сторонке и смотрит, как мама накручивает на железные трубочки пряди волос; румяная женщина, укутанная в простыню, внимательно разглядывает себя в зеркале. Женя знает: в парикмахерской зеркала как будто особенные, никогда нигде себя так хорошо не увидишь. А железные трубочки называются бигуди — Женя знает. Мама считает, что Женя приглядистая и ухватистая.

А ей, Жене, просто всё интересно. Интересно смотреть, как ловко мама накручивает волосы на бигуди, чтобы стали пышными и кудрявыми. Интересно, как тётя Зоя поливает из розового кувшина голову красивой старухи. Её и старухой не назовёшь — яркая седина и густой голос, она говорит:

— Горячо, нельзя разбавить?

— Нормальная вода, — строго отвечает тётя Зоя. Ей кажется, что люди капризные.

— Верочка! Неужели это ваша дочь? — удивляется румяная. С железными трубочками голова у неё стала большая, она теперь похожа на космонавта в скафандре, — Такая взрослая девочка! Вы же совсем молоденькая, Верочка. Вы с ней как сёстры и похожи очень.

— Какая молоденькая, мне тридцать два скоро.

Женя видит, что маме нравится быть молодой. Нравится, что Женя на неё похожа. На кого же ещё должны быть похожи её дети?

И Жене нравится быть похожей на маму. Мама красивая, даже очень. Мама стройная, у неё длинные ноги, длинная шея. В юности, когда ни Жени, ни Аньки не было на свете, мама занималась лёгкой атлетикой. Наверное, поэтому она такая гибкая, складная и сильная. Мама самая заметная в женском зале.

Однажды Женя слышала, как тётя Зоя сказала:

— Ты, Вера, потому не устаёшь, что спортсменка. Ты не усталая никогда, а я всегда усталая. Ноги гудят, руки ноют — на весу всё время. И плечи болят.

Тётя Зоя самая невесёлая во всей парикмахерской. Многие даже удивляются, как мама с ней, такой унылой, дружит. Но мама дружит, ничего. И недавно отдала тёте Зое их проигрыватель, потому что там сына Семёна женили, он из армии пришёл.

— Я всегда усталая, — говорила тётя Зоя, — проснусь утром — и как будто не отдыхала. Возраст, что ли, такой утомлённый?

— Ну сядь, Зоя, отдохни. Чего жаловаться? Я лично никогда не жалуюсь.

— Жизнь несладкая, вот и жалуюсь, — ответила тётя Зоя с вызовом. Как будто все виноваты.

— А у меня прямо печенье с вареньем. — Мама сама себе смело кивнула в зеркало. Ничего, мол, Вера, не страдай, выживем.

Жене показалось, что в эти минуты мама о ней забыла. Или считала, что дочь не слышит. Почему-то взрослые иногда начинают считать детей глухими. Наверное, взрослым так удобнее. Всегда слышал ребёнок нормально, а вдруг взял и оглох на полчаса. По специальному заказу. А потом опять слышит, оба уха у ребёнка в порядке. Но они, уши-то, у Жени всё время в порядке, и всё Женя слышит. Правда, иногда делает вид, что никто ничего при ней не сказал. Раз маме так нужно — что ж, пожалуйста. Про печенье с вареньем Женя в тот раз не слыхала, маминой улыбки, победной и печальной, не видела. И вообще она ничего не знает о том, что происходит в их семье. Пусть она считается дурочкой, недоумком, несмышлёным козлёночком-ребёночком вроде Аньки. Пускай.

Вообще-то мама была права. Чего жаловаться? Чего ныть и скулить? От этого не становится легче, и Женя не жалуется. Даже Анька у них такая, а ей-то всего четыре года. Не плачут Соловьёвы — и всё.

В этот раз Женя сидит в уголке, никаких таких интересных разговоров не слышно, но всё равно хорошо в парикмахерской. От всего хорошо — от запаха, который кажется Жене изумительным. От ярких ламп, отражённых в больших зеркалах. От того, что отсюда все выходят красивыми.

Парикмахер Лариса, в больших заграничных очках, похожая на журналистку или иностранную переводчицу, кричит:

— Следующая!

С её кресла поднимается коротко остриженная пожилая женщина в зелёном костюме. Женя думает: «Напрасно такую короткую стрижку носит, ей не идёт, неженственно».

— Следующая! — опять зовёт Лариса, но у двери никто не встаёт со стула.

Худая молодая женщина с оранжевыми волосами, которую Женя про себя назвала Морковкой, говорит виновато:

— Я Верочку жду, я её постоянная клиентка.