Сейчас моя работа заключается, главным образом, в том, что мы ходим и добиваемся иногда помощи нашим ветеранам, иногда устраиваем благотворительные концерты, на которые охотно соглашаются известные актеры, и весь сбор идет на помощь нуждающимся. Все силы уходят на то, чтобы сохранить наш союз, сохранить наши здравницы, не дать почувствовать старым одиноким людям, что они забыты. Чем труднее жизнь, тем больше возникает разных инициатив, как помочь в трудную минуту человеку, и когда это удается, это радует.
Я люблю, когда устраиваются чьи-то юбилейные вечера, всегда с радостью поздравляю, иногда подготавливаю специально для юбиляра какую-нибудь песенку с юмористическим текстом.
В день 70-летия Бориса Александровича Львова-Анохина, который проходил в помещении МХАТа, я пела ему куплеты Периколы из оперетты "Перикола" и имела огромный успех, чего никак не ожидала. Правда, успех этот был, благодаря молодому режиссеру Андрею Сергееву, о котором я расскажу в дальнейшем подробнее.
На мне был прелестный костюм, легкий и поэтичный; и я была подана, как опереточная примадонна; да и вера в меня режиссера была такой сильной, что я сама себя не узнавала, так я была свободна, счастлива и кокетлива. После этого выступления наша талантливая, умная и достаточно язвительная на язык критик - Вера Максимова - сказала мне: "Как жаль, что в Вас погибла опереточная актриса". А я никогда в жизни не думала, что могу что-то подобное сделать. Вот, как часто актер не знает, что он может, а чего не может делать на сцене.
Начала писать о бытовой жизни, а невольно опять в мыслях театр, сцена, роли, моя дальнейшая судьба... Но остановлюсь... Возраст диктует новую жизнь, новые трудности, новые размышления...
Последние 10 лет тревога о здоровье моего мужа не покидает меня. Конечно, мы стараемся, когда его самочувствие позволяет, жить, как всегда. Работаем в театре, ходим на чужие спектакли, правда, нечасто. Любим бывать в Доме актера, где, благодаря уникальному по своей любви к актерам директору этого Дома - Маргарите Александровне Эскиной, удивительно тепло и приятно. Но когда болезни дают себя знать, наступают дни мужества, терпения, надежды и выдержки.
Человеческая душа - потемки. Иногда мне кажется, что несмотря на мои заботы, в дни ухудшения здоровья мой муж чувствует себя одиноким. Да, я делаю все, чтобы ему было легче, но у меня еще, кроме него, театр, своя судьба в театре, свои трудности и надежды. И как бы мы ни были спаяны всей нашей жизнью, у каждого из нас есть своя тревога, свое одиночество, свой взгляд на прожитую жизнь.
Последнее 10-летие, когда ни о каких ролях и мечтать-то неприлично, жизнь подарила мне удивительные роли, редкостное счастье пребывания на сцене, какие-то последние - и оттого особенно дорогие - прекрасные мгновенья внутренней жизни на сцене. Но, как ни странно, это чувство счастья оказалось очень трудным для моей жизни. Я вся в сомнениях, я не могу понять, что я могу и чего не могу делать. Я не могу понять, как мне надо относиться к себе на сцене: то ли закончить на этой прекрасной высоте, то ли попытаться найти переход к другим ролям, то ли уйти тихо в тень и доигрывать в театре то, что дадут, и, возможно, зрители, помнящие меня в молодости, горестно будут вспоминать: "Как она была хороша!"
Как жутко видеть эту никому не нужную старость и неталантливость в тех ролях, которые ничего не говорят моему сердцу. Что же делать? Ведь театр моя жизнь.
А, может быть, я слишком высоко себя оценила, размышляя, что надо уйти на прекрасной ноте. Ведь я не котируюсь в театральных кругах, как выдающаяся или даже как просто очень талантливая актриса. Возможно, для многих моих коллег я актриса со счастливой не по таланту судьбой. Достаточно искренняя, достаточно обаятельная актриса, которую любит некоторая часть зрителей. И вдруг я размышляю о себе, как о чем-то значительном в искусстве. Ведь так все просто: работай, пока дают, делай, что положено в твоем возрасте, и скажи "спасибо".
Но я познала тот успех, о котором мечтала в детстве. Я познала себя другой, не такой, как в жизни - тихой, уступчивой, ни на что не претендующей. На сцене я та, какой хотела видеть и чувствовать себя в своих дерзких мечтах. Как это вычеркнуть?
Говорят, сцена - наркотик. Да, наркотик. Хочется вдохнуть еще хоть денек, еще хоть минутку того, что поднимает на высоту, тогда это не я 75-летняя женщина, а я - молодая, любящая и любимая, страдающая и побеждающая, беззащитная и коварная; я вместе со зрительным залом, который иногда в конце спектакля в едином порыве благодарности встает и стоя аплодирует.
Что же мне делать? Не знаю...
Но я верю в Судьбу и приму ее с Благодарностью.
ЕЩЕ ОДНО ЧУДО.