Читаем Продолжение души полностью

Продолжение души

Как ни странно, работать над этой ролью мне было легко. Казалось бы, далекая Графиня, далекие светские шалости, флирты, легкие развлечения, капризы, причуды - другая жизнь, другая пластика. А мне так хотелось прожить той непрожитой женской сущностью, которая в наших условиях жизни как бы и не нужна. А на самом деле очень нужна. Это то же самое, что убрать у бабочек причудливую раскраску с их крыльев. Ведь вроде все равно будут летать, даже если цвет у всех крылышек будет одинаковый, а вот и не все равно! Как мы обкрадываем свою жизнь, как ее обедняем! Что будет с нами, если мы не будем беречь в самих себе очарование, неповторимость, неожиданность. Может быть, останется только рациональная запрограммированность. Но ведь мы не роботы! Едва услышав музыку Моцарта, еще только надев свой прекрасный костюм, увидев кончик серебряной туфельки из-под кружевной юбки, закрыв лицо веером, я - уже не я, и в то же время я - но прекрасная, легкая, шаловливая. Я уже в другом мире.

И в этом удивительное счастье нашей профессии!

В спектакле было много актерских удач, и все это шло от влюбленности в пьесу, в роли, от общего праздничного настроя.

Особенно хорош был наш общий любимец Фигаро - Андрей Миронов, но о нем я расскажу дальше.

Оформление Левенталя, по-моему, должно войти в историю сценографии, так необыкновенно удачно оно соединялось с режиссерским замыслом. То же можно сказать и о костюмах Славы Зайцева.

Рецензий на спектакль было великое множество и каждая - настоящий гимн. От зрителей я получала много восторженных добрых писем, стихов, посвященных моей роли. Приведу несколько строк из одного стихотворения, созвучных предыдущим моим размышлениям:

... Всех Ваших образов не счесть,

Но всем я должен предпочесть

Веселый гений Бомарше.

В нем так созвучно все душе

Блеск искрометности лукавой,

Кокетство, ревность, жажда славы,

Интриги, шутки, разговоры,

Любви признанья, слезы, ссоры

Театра сладостный дурман,

Все возвышающий обман...

И еще одна роль, сделанная с Валентином Николаевичем Плучеком, обогатила меня как актрису - это городничиха Анна Андреевна в "Ревизоре". При всей моей любви к классике эта роль отнюдь не была моей мечтой, но, как это всегда бывает, увидев свое назначение, я стала думать о ней со все большим волнением и интересом.

Плучек репетировал вдохновенно, и чувствовалось, что он благоговеет перед Гоголем и перед памятью своего учителя Всеволода Мейерхольда, когда-то поставившего эту пьесу с удивительным Хлестаковым - Гариным.

Сначала у меня ничего не получалось. Я довольно смело и в то же время примитивно наигрывала, и Валентин Николаевич терпеливо, но решительно пытался освободить меня от пустого наигрыша. А я, помня шутливое актерское выражение "не наиграешь-не сыграешь", все же смело кидалась в несвойственный мне характер. К своей героине я относилась без адвокатских чувств, я не пыталась ее оправдать, пожалеть. Наоборот, я старалась заострить некоторые черты ее характера, например, настырность, ни на чем не основанное чувство собственного превосходства, невежество и т. д. Конечно, в руках был гоголевский текст, но и жизнь очень помогала, так как встретить такой характер в жизни не так уж и трудно.

Репетировала я в прекрасном настроении, была смелой, раскованной, нахальной и веселой. Мне нравилось быть Анной Андреевной. Фантазия работала вовсю. Она должна быть наглой, плотоядной и, как говорят, аппетитной. Она должна была быть вся переполненная - телом, чувствами, буклями, бантами и бантиками, темпераментом, жаждою удовольствий. И в то же время ей не должна была быть чужда как женщине, хотевшей понравиться, своеобразная грация.

Постепенно моя городничиха оживала, делалась вполне достоверной. Мне очень импонировала характерность этой роли, возможность попробовать себя в плане сатиры, гротеска. Неожиданная роль, если режиссер почувствовал скрытые возможности для нее у актера, иногда может очень обогатить его палитру, оттачивает мастерство. Критика, уделившая большое внимание нашему спектаклю, отмечала тогда своеобразную эксцентричность, напористость, переходящую в натиски, вульгарность моей городничихи. Это не смешная, стареющая кокетка, как ее принято играть, но сильная и страшная личность.

Я очень рада, что все это было замечено, поскольку это и было моим замыслом.

Огромной удачей в этом спектакле была работа Анатолия Папанова. Его Городничий был вовсе и не плохим человеком, но страшным своей отнюдь не карикатурной реальностью. Хотелось воскликнуть: "Бедная Россия, кто же командовал тобою!"

Эти слова, к сожалению, актуальны и сейчас, но хочется верить в будущее своей родины. У Игоря Северянина есть прекрасное стихотворение на эту тему:

- Что такое Россия, мамочка?

-Это впавшая в сон княжна...

- Мы разбудим ее, любимая?

- Нет, не надо: она - больна...

- Надо ехать за ней ухаживать...

- С нею няня ее ... была..

Съели волки старушку бедную...

- А Россия что ж?

- Умерла...

- Как мне больно, моя голубушка!...

Сердце плачет, и в сердце страх...