Продолжение легенды

– Я не из пугливых, – ответил дед.

– Дети будут бегать по дому, хотя они у меня тихие и послушные.

– Дети – это всегда хорошо, – призадумался старый Пьер. – Жаль только, что они не носят фамилию Робийяров, ну да это можно исправить.

Скарлетт не очень поняла, что он имел в виду, но уточнять не стала.

На день рождения деда приехали его родственники из Нового Орлеана. Среди них выделялся молодой человек лет двадцати, высокого роста, с длинными темными волосами, благородными чертами лица, удлиненным носом, таким же, как у Пьера, очевидно фамильным. Он напомнил Скарлетт Чарльза Гамильтона восторженными взглядами больших выпуклых карих глаз под темными полукружиями четких бровей, робкими манерами, смущением. Он краснел всякий раз, когда обращался к ней.

Анри Робийяр, так звали молодого человека, родился в Париже в преуспевающей образованной семье. Его отец, Огюст, управлял французским отделением крупного банка, основанного в Италии дедом Рене, братом Пьера Робийяра. Мать Анри была родом из французской семьи, обосновавшейся в Новом Орлеане. Она умерла, когда мальчику было тринадцать лет.

Он с успехом окончил школу, однако, больше всего на свете любил рисовать. Отец не противился занятиям сына живописью, и Анри много времени проводил в Лувре, копируя там работы старых художников. Побывали они и в Италии, где юноша познакомился с работами великих мастеров эпохи Ренессанса. Тихая, спокойная жизнь его была прервана разразившейся в 1870 году Франко–Прусской войной, и отец отправил юного художника к американским родственникам. Потом была Парижская коммуна – Анри пришлось еще задержаться в Новом Орлеане. Теперь, наконец, он возвращался домой, заодно посетив Саванну, чтобы познакомиться с братом своего деда.

Когда тетушки собрались ехать домой, Скарлетт сообщила им, что остается в Саванне. Она уже начала разбираться в делах так, что управляющий не раз вылетал в бешенстве из ее кабинета. Дед только смеялся и поощрял внучку во всех ее начинаниях.

Старого Робийяра раздражали старшие дочери своей покорностью и бесцветностью – никто из них не унаследовал характер и темперамент Соланж, которая навсегда осталась для него идеалом женщины. И вот теперь все его надежды были связаны с внучкой.

– Хотя и она вряд ли в бабушку, – сомневался он. – Почти месяц рядом с нею неотлучно находится красивый молодой человек, и они все еще не любовники.

Анри помогал Скарлетт учить язык, его молодость заставила помолодеть и ее, и даже деда, все в доме оживилось. Дни текли весело и беззаботно, как в Таре, как будто она вернулась в свою юность, и смех ее снова звенел, как серебряные колокольчики. Давно она не чувствовала себя такой живой и свободной. Оказывается, она, по-прежнему, может нравиться и радоваться жизни. Анри рисовал ее, особенно хороши были несколько рисунков Скарлетт в национальных ирландских костюмах – ярких юбках и полосатых чулках. Они вместе ходили к ее ирландским родственникам, и она очаровывала всех подряд как в былые времена.

– Я смотрю, молодые люди, вы слишком увлеклись Ирландией, и забыли, что род Робийяров обязан своим происхождением Франции, – напомнил дед. – Попытайся, внученька, сегодня вечером побыть французской аристократкой.

Он позвал свою любимую служанку – мулатку Джаннину, которая давно жила в доме и помнила еще бабушку Соланж.

– Нина, наряди девочку к ужину в платье бабушки, сделай ей высокую прическу по той моде, украшения, а мне приготовь мой мундир.

Скарлетт слегка побаивалась этой служанки, которая вела себя как хозяйка, но надев платье, все-таки взмолилась:

– Не могу же я выйти к столу совсем голая.

Мулатка засмеялась.

– Ваша бабушка выходила и не только к ужину, на бал, так еще и рубашку увлажняла, чтобы лучше прилипала к телу. Вам не надо стесняться, я подобрала рубашку совсем не прозрачную, а грудь прикроем косынкой.

– Как простолюдинка нарядилась, – воскликнул дед, увидев косынку, и сам надел вместо нее тяжелое ожерелье из старинных изумрудов.

– Вот… теперь хоть на бал ко двору, – удовлетворенно крякнул Пьер. – Танцевать умеешь?

– Еще как! – засмеялась Скарлетт и закружилась на узорчатом паркете, – жаль, нет музыки. У кузена О’Хара – музыка есть, и живут они весело.

– Так пригласи их к нам, я думаю, они не только рил пляшут.

С этого вечера дед много говорил о Франции, рассказывал о своем роде, восходившем к средневековым всадникам. Как многие дворяне, они сохранили лишь воспоминания о замках и землях предков, обходясь жалованием от службы королю. Преданность королю, отвага, верность слову – вот, чему учили Робийяры своих сыновей с детства, как и фехтовать, ездить верхом, разбираться во всех видах оружия. Трудно проследить, кто первый в семейной родословной воспользовался благородной статью, чтобы соединить дворянское происхождение с богатством, но уже давно их род служил королям не только шпагой, но и финансами.