Читаем Продолжение поэзии (Послесловие к сборнику повестей Вадима Шефнера 'Сестра печали') полностью

Но сама по себе печаль - безысходное и обезоруживающее чувство. Повесть Шефнера - мужественная и просветленная. Потому что печаль войны неотделима для него от памяти сердца. Это также запечатленная историческая память, восстанавливающая истину. Описывая голод, Шефнер признается; "Память сопротивляется. Она помнит все, но такие воспоминания хранит за семью замками, в глубине... Но надо вспоминать все. Пусть это ляжет на бумагу, и пусть кто-то это прочтет. А я постараюсь забыть. Вернее, не забыть, потому что совсем забыть нельзя, а опять вернуть это памяти на глубинное хранение".

Память освящена чувством долга. Она не только вызывает из прошлого дорогие лица, образы погибших друзей и любимой. Память поддерживается и мыслью о будущем, о том, чтобы прошлое незримо участвовало в уходящей вперед жизни.

Есть в городе памяти много мостов,

В нем сорок вокзалов и семь пристаней,

Но кладбищ в нем нет, крематориев нет,

Никто в нем не умер, пока я живу,

писал Шефнер в стихотворении "Переулок памяти".

"Сестра печали" - это продолжение рассказа о времени, о судьбе поколения, начатого в ранних повестях 1920-х годов и теперь доведенное до первых послевоенных лет.

Повествование в "Сестре печали" очень насыщенное. В нем множество уникальных примет времени. В этой повести в полную силу явлены возможности Шефнера-прозаика. И возможности лирика, потому что эта с большим количеством ярко очерченных персонажей повесть от первой до последней страницы освящена личным чувством. В ней одновременно сказался талант поэта и талант прозаика, подтвердив излюбленную мысль Шефнера о нераздельности поэзии и прозы.

Адольф Урбан

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное