Много загадочного было и в самом моем аресте, и в той наглости, с которой вел себя господин Алсуфьев с самого начала. Я опять вспомнила нашу первую с ним встречу и уверилась, что уже тогда он смотрел на меня, как на убийцу и, даже отпуская в виду очевидных доказательств моей невиновности, всем своим видом демонстрировал, что это всего лишь временное явление.
"За что он меня так ненавидел? - снова и снова я задавалась одним и тем же вопросом. - Может быть, Александр, будучи при жизни его начальником, чем нибудь его сильно обидел, и не имея тогда возможности расквитаться с ним самим, Алсуфьев вымещал теперь свою обиду на его вдове?"
- Но так или иначе, - произнесла я вслух, подводя итог этим бесплодным размышлениям, - но в одном отношении это неожиданное заключение мне даже на руку. Мести Люси за этими толстыми стенами я могу не опасаться. Так что будем считать, что мне в определенном смысле повезло. А то, что я начала говорить сама с собой, - всего лишь признак моей акклиматизации в тюремной обстановке. Все заключенные раньше или позже открывают для себя этот способ общения со своим вторым "я".
И снова, в который раз за этот день я вспомнила Эдмона Дантеса, знакомство с похождениями которого вынуждена была прервать на самом интересном месте по независящим от меня причинам. Поверьте, это не бравада и не исключительное равнодушие к посланным мне судьбой тяготам и испытаниям, но я действительно достала новенький, пахнущий типографской краской томик и стала его читать. Привыкшие к полумраку глаза и достаточно крупный шрифт позволили сделать это без особых затруднений, хотя время от времени мне приходилось менять место, следуя за перемещением тоненького солнечного зайчика, каким-то чудом проникшего ко мне в камеру и таким образом пополнившего ряды российских заключенных.
***
Рис.22. Чтение при свете луны. Эскиз. Крупный план на фоне решетки.
***
Последние страницы я дочитывала стоя, поскольку к тому времени освещенным в камере оставался всего лишь маленький уголок, но оторваться от событий, настолько близких моим собственным обстоятельствам, было невозможно. Не скрою, я надеялась найти в этом авантюрном романе подсказки на некоторые мучившие меня вопросы. И временами мне казалось, что мне это удается.
Так, например, за немудреную, но до сих пор попросту не приходившую в голову мысль, что у меня существуют враги, я в конечном итоге должна быть благодарна именно этому роману и его автору. И сравнение с Дантесом в этом смысле сослужило мне добрую службу. "Если в жизни происходит нечто, не укладывающееся в рамки нормальных причинно-следственных отношений, - решила я, - значит, ты рассматриваешь эти события с неверной точки зрения."
Отсюда сам собой напрашивался вывод: если хочешь понять причину происходящего с тобой - попытайся понять, кому это выгодно.
И снова, в который раз я поразился мудрости своей далекой родственницы. Самому мне, чтобы прийти к этой вечной формуле истинной причины большинства происходящих в жизни событий, потребовалось сорок с лишним лет. Неужели Катенька на самом деле сформулировала ее в тот день, а не приписала себе двадцатисемилетней более поздние размышления прошедшей жизненный путь опытной женщины? В таком случае девушки середины прошлого века отличались более зрелым умом, нежели стареющие интеллигентные мужчины полтора века спустя. А это заставляет не только поумерить восторг по поводу собственного интеллекта, но и усомниться в прогрессе как таковом. А ведь я всегда причислял себя к приверженцам эволюционной теории.
Впрочем, тетушкино наследие заставило меня пересмотреть многие "незыблемые", как мне казалось, постулаты, и за одно это уже, безусловно, я должен быть ей благодарен. Нет в жизни ничего глупее, чем застышие заблуждения и канонизированные ошибки. Как, например, та, что люди середины прошлого века - это чуть ли не инопланетяне, во всяком случае, полудикие существа с принципиально иным мышлением и представлениями о жизни вообще. Такие заблуждения весьма распространены даже в самых просвещенных кругах. Совершенно заслуженно считая литературу тех лет вершиной человеческого духа, мы, тем не менее, воспринимаем своих не таких уж далеких предков с легким снисхождением, чтобы не сказать - пренебрежением. Как будто, благодаря присутствию на наших столах компьютеров и прочей белиберды, мы по сравнению с ними достигли невиданных высот. И даже такая безобидная информация, что в те времена уже существовала фотография и метро (в Лондоне, во всяком случае, оно открылось в 1863 году) кажется нам едва ли не парадоксом и как-то не укладывается в голове. Мы забываем, что вся сегодняшняя научная парадигма базируется на открытиях тех лет, да и все наши представления о мире и космосе, несмотря на пресловутые "полеты вокруг шарика" и "атом в каждом доме", не претерпели с тех пор сколько-нибудь серьезных изменений...