Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)

Таким образом еще одна, на этот раз последняя новость прозвучала в этот вечер, вернее, ночь, потому что в момент ее произнесения за окном прокричали первые петухи, а на нашем столе с треском и брызгами агонизировали, предчувствуя скорый рассвет, очередные свечи.

- Пора ложиться спать, - подытожила Ксения Георгиевна общее ощущение и была совершенно права, поскольку в любой компании, даже самой замечательной, наступает момент, когда нужно отдохнуть друг от друга. И просто-напросто выспаться. И мы охотно подчинились ее мудрому распоряжению.

Я отправилась к себе в комнату и, несмотря на обилие новостей, заснула крепким здоровым сном, а когда проснулась - за окном уже вовсю светило солнце, лаяли собаки и пели птицы. Новый день приветствовал меня традиционными, знакомыми с детства деревенскими звуками.

Нужно было привыкать к новой реальности, в которую своими ночными рассказами перенес нас Петр Анатольевич. По-другому не скажешь. Во всяком случае, именно так воспринимала произошедшую метаморфозу я. Это был совершенно новый, непознанный мною мир, освоить который мне было необходимо, если я хотела продолжать в нем относительно благополучное существование. Что уже после первого с ним соприкосновения представлялось мне далеко не простым делом.

Как ни странно, было еще очень рано, хотя по моим ощущениям - я спала целую вечность. И очень удивилась, узнав от прислуги, что и Ксения Георгиевна и молодой барин еще "почивать изволят". А когда, наконец, и они выбрались из объятий Морфея, я уже успела передумать столько всякого разного, что самое время было отдохнуть. Что я и сделала, заговорив на совершенно посторонние, не имеющие никакого отношения к нашим ночным пересудам темы, чем явно обескуражила своих друзей. Им казалось, что ни о чем другом я думать уже не в состоянии.

Поэтому мои шутки и смех они воспринимали почти болезненно, и время от времени я ловила на себе их подозрительные либо сочувствующие взгляды, что меня чрезвычайно забавило.

А веселость моя объяснялась чрезвычайно просто: долгое время находясь в совершенном недоумении по поводу всего происходящего, я наконец-то начала кое-что понимать. И хотя ничего радостного в этом понимании для меня не было, я все-таки предпочитала его тому нагромождению абсурда и нелепиц, в котором пребывала слишком долго.

До окончательной ясности было еще далеко, но впереди замелькало нечто, что внушало надежду. Не на торжество справедливости (об этом еще рано было и мечтать), но хотя бы на какую-то определенность. До сегодняшнего дня я блуждала в трех соснах моих ублюдочных версий, рискуя заблудиться в них окончательно, а теперь у меня появилась путеводная звезда. Или нить. Впрочем, не в названии дело. Все мои версии уже не казались мне взаимоисключающими. Меня уже не покидало ощущение, что еще немного - и они сольются воедино, дополняя и объясняя друг друга; и когда это произойдет - можно будет всерьез говорить о том, что я на верном пути. Я это чувствовала всем сердцем. А предчувствие истины - так же как и предчувствие счастья - составляют едва ли не самые дивные мгновенья нашей земной жизни.

Что-то я ударилась в "высокий штиль", хотя совершенно не собиралась этого делать. Но настроение мое в то утро действительно было приподнятым, меня так и подмывало совершить что-то исключительное и героическое, и я с трудом удерживала себя в рамках приличий, чтобы окончательно не перепугать своих друзей.

Поэтому после короткого завтрака предпочла удалиться к себе в спальню, сославшись на плохое самочувствие. Это лишь подтвердило опасения моих соратников, и они не стали меня удерживать.

Но настоящей и главной причиной этого поступка было чувство, что какая-то чрезвычайно важная мысль вот-вот должна появиться на свет. Уже несколько раз она робко пыталась сформулироваться в словах, но всякий раз отступала в нерешительности, словно убоявшись самой себя. И дабы это эфемерное создание не передумало явить мне свой лик и не покинуло меня окончательно, требовались уединение и покой.

И едва я осталась одна, как почувствовала ее легкие шаги. Хорошая идея сродни привидению, она так же не терпит многолюдья и суеты. Чтобы подбодрить ее, я замерла в радостном ожидании и несколько мгновений спустя гостеприимно впустила ее в свое сознание.

А еще через четверть часа - схватила перо и, опасаясь утерять хоть частицу открывшихся мне знаний, постаралась записать ее слово в слово. И вот, что у меня получилось:

"Алсуфьев проболтался. Задавая мне свои вопросы и демонстрируя свою осведомленность, он допустил большую ошибку, и интуиция подсказывает мне, что эта ошибка может стать для него роковой.