Я сосредотачиваюсь. Стайка приборов, напоминающих здесь гладкие серебристые цилиндрики, вспорхнула и понеслась к цели. Вольфрамовая плита выглядит несокрушимо, но я знаю — это всего лишь иллюзия. Да, летучие поражатели работают по виртуальным целям — ведь им не нужно будить-мобилизовывать дремучие инстинкты самосохранения. Так дешевле и мусора меньше.
От голографического вольфрама уже отлетают конические осколки — отлично сделана иллюзия, ничего не скажешь…
«Вторую, вторую группу!»
Новая стайка приборов для поражения… и так далее стартует, юрко проскакивая в дырки, проделанные в сверхпрочном модифицированном вольфраме их товарищами по оружию. Товарищи ждут их, не спеша ринуться в бой.
— Стоп. Плохо, Ди. Первая волна должна была пройти сквозь отверстия и принять на себя удар охранных систем, а вторая, свежая, с этими системами покончить. И пошла вторая волна слишком поздно, с задержкой. Так никакого оружия не напасёшься. Повторим!
Несокрушимая виртуальная бронеплита восстанавливает свою целостность, и блестящие серебристые цилиндрики со стуком падают в ящик.
— Давай!
Рой цилиндриков устремляется к преграде, за ним второй рой. Летят голографические осколки, возле преграды толчея…
— Стоп. Нет, так не пойдёт. В чём дело, Ди?
— Быстро очень, я не успеваю.
— Надо успевать. Показать ещё раз?
— Да понял я. Просто не успеваю, — меня охватывает злость. Здоровая спортивная злость.
— Ещё раз. Давай!
Всё возвращается на круги своя — цилиндрики в ящике, бронеплита целёхонька. Ну, погоди!
Взрыв в голове! Время будто растягивается, тягучее, как смола. Первая волна приборов достигает цели, проскальзывает в отверстия, пробитые ими же в броне. И, как положено первым, гибнут, прожжённые огненными струнами охранных лазеров и ослепительно змеящимися жгутами плазменных разрядов. Но и врагу достаётся, и вторая волна поражателей добивает уцелевших — брызгами разлетаются охранные лазеры, как бомбы взрываются боевые роботы… Всё? Кажется, всё.
— Другое дело. Ведь можешь! Давай ещё раз.
Погибшие вражьи роботы разом воскресают, и учебные поражатели возвращаются в свой ящик без единой царапины — все эти прожигающие лучи и разряды одна видимость. Вот только мои силы не беспредельны.
— Ничего, Ди! — смеётся инструкторша. — Ещё немного!
Уф, ну и денёк!
Я выгружаюсь из кокона на крышу дома, как диван. Как хотите, а летать я сегодня не в состоянии — на ногах бы устоять. Я бреду к шахте лифта, проваливаюсь в неё камнем. Грузовой лифт послушно опускает меня, неспешно и аккуратно. Вот и наш этаж. Стоп!
Я выхожу из прозрачной трубы прямо сквозь стенку, в сумрак и прохладу внутреннего холла. Настенные цветы смотрят на меня неодобрительно, чёрным ходом приличные жильцы не ходят. Стена бесшумно отъезжает в сторону, и я вхожу в кухню-хозблок.
«Ау, любимая! Ты где?»
— Там же, где и ты, — Ирочка входит в кухню из комнаты.
— Почуяла?
— Чует Нечаянная радость, — она смеётся, прижимается. — Я почувствовала. Устал?
— Как собака.
— Вряд ли, — она гладит меня по лицу. — Собаки же целыми днями ничего не делают. А за тебя взялись весьма плотно, я чувствую.
Долгий, тягучий поцелуй. Я отвечаю тем же.
— Ира, Ир…
— М-м?
— Я что хотел сказать…
Она прижимается плотнее.
«Ничего не хотел. Ты хотел услышать моё «М-м?», я же вижу»
Я целую её, ласкаю.
«От тебя ничего не скроешь. Ладно, сейчас придумаем, что я хотел сказать. А, вот… У меня там накопилось на счёте деньжищ немеряно»
Она смеётся.
«Как там у вас — не было ни хрена, да вдруг полтина?»
«Не совсем так, но смысл верен. Между тем Эпоха Немеряной Жадности позади, и что с ними делать? Хочешь золотую диадему? Нет, платиновую…»
«Не хочу. Летать в ней неудобно, а иначе… Зачем?»
Я вздыхаю. Всё верно, женщину, у которой кухонные ножи сделаны из платиноиридиевого сплава, как эталонный метр в Париже, а бокалы-стаканы и вовсе из цельного алмаза, трудно удивить побрякушками.
«Пусть себе лежат, Рома, запас карман не тянет. Ну сам посуди — в космосе мы побывали, под водой тоже, на пароходе катались… В горы можно слетать бесплатно, посмотреть на высокогорные чёрные леса…»
«Тебе нельзя, у тебя внутри маленькая Мауна. Забыла?»
«Ну вот. Что остаётся? Если не брать в расчёт карусель, остаётся Земля»
У меня перехватывает дыхание. Верно. Всё верно.
«У меня не хватит даже на одного. И в один конец»
«Ну а я о чём. Пусть лежат, чего ты? Вот заработаешь…»
«Ну да. Когда это ещё будет?» — я вздыхаю.
«Будет, Рома» — она целует меня. — «Когда-нибудь будет. У нас же впереди тысяча лет, забыл?»
«Я хотел сделать тебе подарок»
Она подняла голову. Огромные глазищи смотрят в упор, и только в самой глубине пляшет смех.
«Ну так сделай. Ты же художник, Рома. Или тебя хватило только на Царь-пушку?»
Красные, зелёные, коричневые пятна под закрытыми веками переплетаются, извиваются, танцуют свой невероятно сложный танец, исполненный скрытого смысла. Они способны рассказать про всё, что было, есть и будет во Вселенной, а также про то, чему никогда не бывать. Они и сейчас рассказывают мне про что-то. Надо только всмотреться, надо понять…