Продолжение времени

Это была эпоха открытия древнерусской живописи (из-под позднейших наслоений), эпоха утверждения русской оперы и симфонической музыки, эпоха Мусоргского («Хованщина» и «Борис Годунов»), Бородина («Князь Игорь» и «Богатырская симфония»), Римского-Корсакоеа («Снегурочка»), Островского, Чайковского, Стасова, Достоевского, Толстого, Тургенева, Чехова, Блока, Бунина, Васнецова, Рериха, Врубеля, Крамского, Перова, Сурикова. Эпоха Станиславского и Шаляпина, Малого и Художественного театров, частной оперы Саввы Ивановича Мамонтова и Третьяковской галереи. Это была эпоха Тенишевой и ее Талашкинских мастерских…

Тут я вижу три слагаемых, которые, совпав в определенной точке, и породили яркую вспышку, известную теперь (увы, уже только в истории культуры) как Тенишева и ее мастерские. Во-первых, неуемность, неистовость натуры этой русской женщины, широта ее души, жажда деятельности именно на пользу родному народу и отечеству. Во-вторых, материальные возможности, которыми она внезапно стала располагать. В-третьих, общая волна национального возрождения, поднявшаяся в те годы, оказавшаяся очень близкой и всецело захватившая ее душу. Процесс, правда, шел взаимный: Третьякова подняла та же волна, но и он способствовал подъему этой волны. Васнецов и Врубель, Малютин и Рерих, Сомов и Коровин, Нестеров и Репин, Савва Мамонтов и княгиня Тенишева… Строго говоря, они все (с прибавлением еще десятков имен, частично уже перечисленных нами), они-то, строго говоря, и были – волна.

Из всех возможных слагаемых самое случайное тут – Талашкино. Это могло быть и другое именье. Возникло же оно следующим образом.

Как мы уже зйаем, владелицей Талашкина была Киту, Екатерина Константиновна Святополк-Четвертинская, лучшая подруга Марии Клавдиевны Тенишевой. Тенишевы любили это место, часто ездили в гости к Киту к подолгу там жили. Но постепенно возникло опасение, что Киту это именье продаст. Она болела, и ее угнетала мысль, что если с ней что-нибудь случится, то именье по наследству перейдет е руки очень дальних родственников, которых мало того, что Екатерина Константиновна не любила, но и считала людьми малокультурными, не способными продолжать ее различные культурные начинания и усовершенствования.

Тогда, с присущей ему решительностью, князь Тенишев решил сам купить это именье, с тем, чтобы оно числилось за ним, но чтобы прежняя хозяйка жила в нем пожизненно, как ни в чем не бывало. (На самом деле Киту пережила свою подругу, а тем более князя и даже писала некролог Марии Клавдиевне. А обе они пережили и Талашкино и тогдашнюю Россию. Мария Клавдиев-па умерла под Парижем в 1928 году, именье же Талашкино было куплено Тенишевыми 1893 году.)

Екатерина Константиновна действительно продолжала жить в Талашкине как ни в чем не бывало, однако его полноправной хозяйкой сделалась все же новая хозяйка Тенишева. С этих пор эти два понятия – Тенишева и Талашкино – накрепко связаны между собой.

Извлечения.

«Путешествие в Талашкино очень несложно. Вы садитесь на Брянском вокзале на почтовый поезд в 9 ч. вечера (билет второго класса стоит около 6 рублей) и утром в одиннадцать Вы в Смоленске, где тут же на станции берете извощичью коляску прямо в Талашкино».

М. А. Врубель С. В. Малютину* 1900 год

«Теперь стремлюсь ликвидировать здесь дела, чтобы поехать в Талашкино на недельку, где мне так прекрасно жилось в прошлую эту же пору года… Когда долго не имеешь общения с художественным миром, то чувствуешь голод».

И. Е. Репин, А. А. Куренному 1897 год

«В Талашкине все удобства для работы, чудесная библиотека, полная свобода распоряжаться собой».

М. А. Врубель С. В. Малютину 1900 год

«Роскошная природа, полная свобода действии, веселье, шум – все дышало жизнью… Общество, где первенствующую роль играли художники, артисты, музыканты, где каждый занят разрешением какой-нибудь творческой задачи, похоже было скорее на Италию времен Ренессанса…»

Б. К. Яновский. Из воспоминаний о Врубеле. 1899 год

«Обеднели мы красотою. Из жилищ, из утвари, из нас самих, из задач наших ушло все красивое… Стыдно: в каменном веке лучше понимали значение украшений, их оригинальность, бесконечное разнообразие.

Не от столиц ждать красоты… Не от торжищ искусства. В этих истоках грязнится живая вода, а бьет она нежданная из тишины и покоя, от самой земли.

В Талашкине неожиданно переплелись широкая хозяйственная деятельность с произволом художества: усадебный дом – с узорчатыми теремками; старописный устав – с последними речами Запада…

На окрестное население, всегда близкое художественному движению Талашкина, ложится вечная печать вечного смысла жизни. Тысячи окрестных работниц и работников идут к Талашкину – для целой округи значение огромное; тако протянулась бесконечная паутина лучшего заживления.

У священного очага, вдали от городской заразы, творит народ вновь обдуманные предметы, без рабского уродства, без фабричного клейма, творит любезно и дружно.