Продуктивная Минутка

И приблизился вдруг к женскому образу доверительно. И взглянул ещё раз со значением. И сомлела душа непредвзятостью. Но едва Минутка проснулась в этом теле мужского влечения, как восстала незавидная долюшка. Потянулся руками к желанию. Забурлила жажда кровавая. Подозрительно трётся Минутка продуктивностью своего стремления.

Ох!

Да, ах!

Тихая вольность незаметно пролилась через край ума пытливого, пробудив в себе непонятное воодушевление. Сжался миг на судороге пылающей ночи, и вошла в мужское начало вольная страсть, помутившая кипение крови, которая внезапно зажгла пламя от мысли одной. И предвкушением наполнилась жажда в Мужчине, и боль заискрились увечьем, и смяла она обороты всякого вразумления, определяя существо плоти в ином размере и облике.

Притянулись тела моментальностью…

Заметался огонь вдохновенностью чужой и непризнанной, зажигая огонь напряжённый, усиленный, пробуждавшийся чем-то тяжёлым, бесформенным, но сама тяжесть странностью вовлекала сознание на непостижимое могущество, в коем истаивал разум дóбытый, теряя при сём меру вращающейся благости. И слабел он, истекая бурной рекою из головы к ногам вытянутым, где учреждалась ещё одна мера невнятная, несвойственная пониманию человеческому.

Теплота проскользнула снизу доверху, будоража кровь вскипать близостью непонятною. Горя́чее и горя́чее зарождается чуткое, продуктивное минутное дыхание. А дыхание мужское совершенно другое, оно отлично от дыхания женского.

Мужчина дышит сильным и волевым всплеском, с которого вся внутренность встряхивается величественной болью. Ох! Разве боль бывает величественной? Вот, была тут, только сама величественность какая-то потусторонняя. А женщина дышит иначе, тяготея на тайном желании более ярким утруждением.

Только оба дыхания незаметно обволакиваются страстью Продуктивной Минутки, которая и разливает среди них свою незавидную память безвольного ожидания. Вот-вот! Наступает момент Минутки! И ползёт истома прокля́тая, а откуда ползёт – неизвестно! Может со стен преисподней истома-то проливается, жаром своего ада и накаляет дыхание, нагнетает силы ненавистные.

Ой, ли не знаешь?! Ой, ли не ведаешь?!

Пусть, пусть рождается пажить воспалённого сознания, а буйной кровушкой обливается память грядущих событий, но мера любви, плотской любви, будет сегодня геройствовать, и будет осаждать Минутку своим злоключением.

А сама Минутка горит желанием этой утомительной любви, понимая, что не выйти и ей самóй за грани своего горячего дурмана. Она станет свидетельствовать только ударами малых секунд, а всю высоту расплёскивающихся искр огненного хаоса, вздымающего плоть одну над плотью другой, будет провоцировать на распыление незаметное, но чувственно-важное.

Удар… Другой…

Бьёт безжалостно, лиходейские удары, сомнительные…

Минутка и тут себя не проявляет излишними восторгами. Она лишь подталкивает чувственное недомогание человека к человеку, дабы время памяти облекалось навыками затяжными и утомительными. А после уже различными звуками и урегулированным томлением подтягивала плоть к плоти ближе и теснее, растягивая всевозможные поверхности тéла каким-то существенным оформлением.

Ждёшь такого оформления для себя?

Али уже не ждёшь?

Ни Он, ни Она ничего не зрят в округе, кроме кровяного помешательства, с которого не вяло, а дико и необузданно, истекает вражда набухающих нервов. И нервы сцепляются рьяно друг с другом, словно не могут оторваться и отыскать перемирие.

Кровоточит рана чужой воли, да кровью обливаться тягостно. Враждебный след пробуждает всё новые и новые ожидания. Пот и кровь сливаются в лоно бездонное, ожидая приближение минутной слабости, от коей можно, можно насладиться чем-то неземным, даже и выше, и глубже.

Неужто при земле и построено неземное содействие? А то! Именно оттуда и сошла мера такового несоразмерного притяжения этой зловредной ли, продуктивной ли, умопомрачающей ли Минутки, назвавшейся королевой случая.

Хм…

Неужто королева такая?!

Эта – да!

Напряжение совместилось с желанием!

Ниоткуда объявилось томление…

А откуда оно сошло вдруг?

Сошло…

Не досуг раздумывать…

Мысли в этой основе не рождают разумение…

–Это волшебно. – Шептала Женщина.

Ой, неужели дивное волшебство снизошло одновременно и такими незавидными уделами собирает свои восторги, не являясь лживым, а истинным? Что-то не по вкусу волшебство с уровня влаги, потливого тела, да трясущихся нервов.

–Блаженство. – Шептал Мужчина.

Ничего себе! О-хо-хо! И блаженство сюда каким-то образом втирается, опираясь на лживое волшебство. Ужели и его лирическая связь может наследовать невыявленные форматы каких-то адских конвульсий?! Мысль вспотела на сём движении. И взбрыкнулась презрительно.

Ух!

Ох!