Проект «Аве Мария»

Вот уже целую неделю я блаженствовал, занимаясь исключительно наукой. Никаких встреч. Никаких отвлекающих факторов. Только исследовательская работа и проектирование. Я и забыл, как увлекательно с головой погружаться в решение текущей задачи.

Мой первый прототип биореактора успешно завершил очередной цикл. Внешне он не производил особенного впечатления — металлическая труба длиной в 30 футов[66], да неказистые блоки с контрольной аппаратурой, приваренные там и сям. Но все функционировало! Биореактор производил лишь несколько микрограмм[67] астрофагов в час, однако сама идея оказалась рабочей!

Мне выделили собственный персонал — двенадцать человек — инженеры из разных стран. Самыми одаренными были два брата из Монголии. Когда раздался звонок от Стратт, я, отправляясь на совещание, оставил их за главных.

В каюте для переговоров Стратт ждала меня одна. На столе традиционно громоздились горы документов с графиками и таблицами. Стены пестрели от таблиц и схем — новых и старых. В конце длинного стола сидела она. Рядом я заметил бутылку женевера[68] и низкий бокал. Я ни разу не видел, чтобы эта женщина выпивала.

— Вызывали? — уточнил я.

Стратт вскинула голову. Под глазами набрякли мешки. Она не ложилась.

— Да. Присаживайтесь.

Я сел рядом.

— Вы жутко выглядите. Что происходит? — забеспокоился я.

— Мне нужно принять очень тяжелое решение.

— Чем я могу помочь?

— Хотите? — Она пододвинула ко мне бокал.

Я отрицательно замотал головой. Тогда Стратт налила себе еще порцию и заговорила:

— Обитаемый отсек в «Аве Марии» крайне мал: 125 кубометров.

— Ну, для космического корабля даже просторно, — возразил я.

— Для капсулы вроде «Союза» или «Ориона» просторно, а для космической станции — очень тесно. Он получится в десять раз меньше обитаемого отсека на МКС.

— Так, — кивнул я. — И в чем проблема?

— Проблема в том, — Стратт грохнула передо мной папку с бумагами, — что члены экипажа убьют друг друга.

— В смысле? — Я открыл папку. Внутри оказалась внушительная стопка листов с печатным текстом. Точнее, это были сканы набранных на компьютере страниц: одни на английском, другие на русском. — Что это?

— Во времена «космической гонки» Советы сразу же нацелились на Марс. Они рассуждали просто: если полететь на Марс, то высадка американцев на Луне покажется скучной банальностью.

Я захлопнул папку. Все равно я не понимал текст на кириллице. Но я догадывался, что Стратт сумела его прочесть. Казалось, она знает все существующие в мире языки.

Стратт подперла подбородок руками.

— Путешествие на Марс с технологиями 1970-х означало бы полет по гомановской траектории[69], то есть экипаж провел бы на борту корабля чуть больше восьми месяцев. И вот, советские ученые решили проверить, что произойдет с людьми, если их на несколько месяцев запереть в тесном замкнутом пространстве.

— И?

— На семьдесят первые сутки между мужчинами начались ежедневные драки. На девяносто четвертый день эксперимент пришлось прервать: один из испытуемых чуть не зарезал другого осколком стекла.

— Сколько человек полетит на «Аве Марии»?

— На данный момент планируется трое.

— Ясно, — произнес я. — То есть вы переживаете из-за того, что может произойти, если мы отправим трех космонавтов в четырехлетний полет в отсеке объемом 125 кубометров?

— Дело не только в том, чтобы они сошлись характерами. Каждый член экипажа будет с самого начала знать: через несколько лет он погибнет. И немногочисленные отсеки корабля станут единственным, что в своей короткой жизни увидят космонавты. Психиатры, с которыми я консультировалась, утверждают, что у экипажа, скорее всего, разовьется тяжелейшая депрессия. Высока вероятность суицида.

— Понятно, психологи нас не обрадовали. Но неужели больше ничего нельзя поделать? — спросил я.

Стратт подтолкнула ко мне пачку бумаг, скрепленную степлером. Заглавие гласило: «Влияние длительного коматозного состояния на организм приматов и человека, а также негативные последствия. Авторы: Шрисук и др.»

— Прекрасно. И что это? — поинтересовался я.

— Исследование, проведенное одной развалившейся конторой из Таиланда. — Она задумчиво взболтала напиток в бокале. — Они погружали онкологических больных в искусственную кому на время проведения химиотерапии. Пациенты получали длительное лечение, не испытывая никаких страданий. А потом, когда наступала ремиссия или если лечение не помогало и оставался лишь переезд в хоспис, их будили. В любом случае, больные «пропускали» долгий мучительный период.

— По-моему, отличная идея.

— Если бы не одно «но»: высокий процент летальных исходов, — грустно произнесла Стратт. — Как выяснилось, человеческий организм попросту не рассчитан на длительное пребывание в коме. Химиотерапия назначается на месяцы, а потом часто делают повторные курсы. Ученые пробовали на приматах различные методики погружения в искусственную кому, но обезьяны либо погибали, либо просыпались в состоянии «овоща».

— Тогда почему мы об этом говорим?